Сибирские огни, 1978, № 6

58 Д. КОНСТАИТИНОВСКИИ тически ничего не давало и ребенку; было ничтожно, перед «юнкерсами» над головой, для его спасения; маловероятно было, невероятно, что ее действия изменят что-то в его судьбе и что даже ее смерть будет иметь следствием жизнь ребенка и его будущее. Она просто руководствовалась своим умом и сердцем. Не дожидаясь, когда пройдут «Ю-87», солдат вбежал под огонь и вы­ нес ребенка. Для него тоже было естественным сделать то, что он сделал. Еще солдат говорил, что успел перед тем увидеть глаза женщины. Он был человек сдержанный; говорил скупо; к этому, Герасим помнил, возвращался снова и снова. Выражение глаз женщины, которую он не знал прежде, видел впервые и не мог встретить никогда больше, было, значит, для него там, под обстрелом, таким важным; происшедшее меж­ ду ними в последнюю ее секунду, только между ними, и знали об этом только она да он;* выражение глаз умирающей женщины, беспомощный взгляд, не обращенный никому и в то же время только к нему, имел для него ценность сам по себе. Он был, возможно, единственным, кто встре­ тился с ней взглядом; она умирала навсегда... Достаточно было одному из пилотов чуть изменить положение рулей, или стрелку — прицела, или уже летевшей пуле — по любой фантастической причине — траекторию, и каков бы ни был взгляд женщины, что бы ни почувствовал солдат, и что бы он ни сделал,— никто никогда ничего не узнал бы об этом. Все исчезло бы без малейшего следа. И однако для солдата это не было суще­ ственным, ибо он не пытался совершить нечто,— он просто хотеЛ защитить ребенка, ребенка женщины. Чувства и соображения солдата не могли уступить ни сознательным аргументам, ни бессознательному страху. Эти люди обладали тем, что Герасим мог бы назвать безусловностью поведения; у них не было, в этом смысле, проблем выбора, они поступа­ ли единственно возможным для них образом; не могли не поступить так и поступали так, как не могли не поступить. Солдат был недолго и не оставил ни фамилии своей, ни адреса, толь­ ко обещание приехать еще. Он был немолодой уже человек, деревню его сожгли, семья погибла, сверх того война принесла ему два ранения и контузию, последствия которых также не проходили и, видимо, не смог­ ли пройти. В памяти остались тихий голос, глаза над русой щетиной, запах табака, шинель... Таковы были люди, от которых Герасим получил жизнь. Предшест­ вующую родословную он обрел теперь от Элэл. Осмысление наслаивалось с годами, по мере того, как с пониманием себя и других приходило понимание других и себя. Рядом жили люди, для которых безусловность поведения была не­ преложной и в большом, и в малом; у них не возникало разрыва между высоким и будничным сознанием. Они руководствовались идеальным в каждодневных соображениях. Иначе они не могли. Это было для них не правилом, нет; это была внутренняя потребность. Без этого их существование оказывалось не­ возможным. Почему надо поступать так, а не иначе? В чем тут смысл? И где най­ ти опору своим действиям? Потому, что так эффективнее? Нет, не всегда... Привлекательнее? Не довод... Потому что не наказывается?.. Не в том было дело, что плохо быть плохим. Н не в том, что плохо­ му — плохо. А в том, чтоб не мог иначе. Элэл, Яков Фомич... А Валера? Вдовина поведение Якова Фомича и ребят Элэл всегда, когда он, бывало, пытался применить к ним свой здравый смысл, ставило в тупик. Он заявлял,— даже задавшись специально такой целью, ему не приду