Сибирские огни, 1978, № 6

ЯКОНУР 57 Снова тоска! Сосед что-то говорил... Обернулся, почувствовав руку на своем плече; Соня проходила ми­ мо, шла вслед за Николаем; улыбнулась Борису и сказала: «Не серди­ тесь на нас...» «Да я все понимаю!» — в тот же миг отозвался Борис, сло­ ва эти получились сами, сами сказались, он сказал их искренне, и тут же у него отлегло от сердца, он ощутйл сладость освобождения от обиды, и ему стало оттого хорошо. Сосед клевал носом... Борис все сидел за своим столиком. Сосед испарился... Еще выпить? Борис не чувствовал ни обиды, ни горечи, он вправду не сердит и не обижен был ни на кого... Ничего не произошло. Ничто не происходило. Просто он опять был один. Просто он нг мог уже больше, не мог... Солдат, который привез Герасима в детский дом, приезжал потом, после войны, и рассказывал. Он увидел женщину, бежавшую с ребенком на руках от горящих ва­ гонов; когда самолеты, сделав круг, начали приближаться к ней и пули взрыли сухую, пыльную землю совсем рядом с нею, она остановилась, сильней обхватив ребенка руками, прижав его к себе и опустив к нему голову и плечи, чтобы закрыть его сверху; когда пыль закипела вокруг нее, женщина склонилась к земле, все так же прикрывая ребенка голо­ вой и плечами, стала на колени и осторожно, медленно, посреди грохота моторов и обстрела, легла на ребенка грудью. Герасим не помнил ее... Солдат не мог ее описать... Хотя Герасим пытался в детстве представить ее себе и обращался к ней, как к матери, она продолжала оставаться только отвлеченным обра­ зом матери, идеей матери, словом, обозначавшим мать. Это было несправедливо, дурно, и сейчас он снова ощутил свою вину перед ней, никому не знакомой женщиной, которая, как говорили, была, возможно, его матерью. Первые пули у ее ног виделись ему когда-то словно первые, крупные капли дождя,— вот они падают в пыль, одна, другая, тяжелые капли, плотные, третья, четвертая, разбрызгивая пыль, сами оставаясь в ней целыми, пятая, шестая; потом он узнал, что это совсем не так... Не в силах вообразить ее лицо,— он много раз пытался представить себе, что происходило в ее душе. Что она чувствовала? И что думала? Со временем это делалось все более важным. Желание анализировать не означало черствости. Он не делал это холодно. Это было очень нужно ему, нужно — и разуму, и сердцу. Так она ему помогала; и сейчас — как в детстве... То, что она сделала, было, по-видимому, результатом не только при­ родного импульса, но и сознательного решения; в то же время, Герасим понимал, соображения, которыми она руководствовалась, были самыми простыми. Естественными. Нельзя представить себе, чтобы их потребо­ валось кому-либо объяснять. Видел ее как бы издали, так, что лица не разобрать,— посреди го­ лой степи. О себе думал в третьем лице... То, что она сделала, она сделала не для себя; она не могла не по­ нимать, что едва ли будет наслаждаться ребенком в будущем, хотя бы увидит его. Она не могла не понимать также: то, что она сделала, прак