Сибирские огни, 1978, № 6

ЯКОНУР 39 вое существо в несчастье, забрался в далекую глухую нору.и Либо вы­ здороветь и вернуться, либо уйти совсем. Худшая из бед: собственное тело отказывало ему, собственное «я»! Беда такая, что даже отцу не в силах ничем помочь, напротив, боялся стать обузой... Такая беда, что и любимой женщине боялся сделаться в тягость, принести ей несчастье; понимая, как поступит она, если узнает, вопреки любым его доводам, сказал, будто разлюбил, будто уезжает; на ложь пошел любимой женщине... Он был недалеко от реальной грани между жизнью и фактической смертью. Но пока еще колебалось; колебалось между здоровьем и не­ мочью... Он продолжал изо дня в день выполнять, что наказывали врачи. И продолжал надеяться на Яконур. Вопреки всему, вопреки врачам, из­ бегавшим смотреть ему в глаза, вопреки тому, что было с другими, кому, до него избегали смотреть в глаза,— он должен перебороть! Хотя, пони­ мал, не так доступно со стихией совладать, когда — не внешние силы, а собственное вместилище твое тебе противостоит... Но поражения не бы­ ло еще, пока еще шла в нем борьба, повсюду, в каждой его клетке! Погоды стояли хорошие. Везло. Он даже начал подумывать, не пе­ реложить ли печь, не сделать ли новые мостки; обрадовался этим своим мыслям. Обнаружил,— нет, не все взял, что ему необходимо... Отправился, в город. Чувствовал себя на улицах, как деревенский пес; так он в городе и не прижился, и не сожалел об этом. Забрал краски, кисти, этюд­ ник, разбавитель, купил холст и сразу вернулся. Подрамники сам сма^ стерил. Он не выбирал профессию; знал: профессию не выбирают. Так же, как был он неотделим от своего отца, от мамы, от Яконура, он не пред­ ставлял себе своей жизни без участия в ней Косцовой и без старого мат стера, который протянул к нему руку и, обхватив ладонью его затылок, определил: «Можешь чувствовать». Что писать, он знал, не выбирают тоже. И когда пытался жить в го­ роде— писал по-прежнему Яконур. Пробовал себя в разном, получалось, а пейзажи все равно любил больше. Только вот что... Натуру не искал, она сама его останавливала. А когда потом рассматривал холсты — все чаще обнаруживал на них заколоченные избы, брошенные на берегу лодки, оголенные склоны... Он не отбирал, он просто писал Яконур; все это переходило на холст само... Начал с некоторого времени замечать за собой: старые сюжеты стал повторять... Он родился на Яконуре! Про споры слушал и читал; кто прав,— не судил, да и не имел охо­ ты разбираться. Просто — он родился на Яконуре, и он рисовал его; он, таким образом, с теми, кто собрался у Яконура, вокруг Яконура. Он здесь родился, отец его был яконурский капитан. Долго сегодня говорили об отце... Всего, выходит, и не знал. А о том, что отец болен, теперь только услышал! Утром, с рассветом,— ехать. Лодка у него наготове. Излишне многого у Чалпановых выказывать не принято было, все люди самостоятельные; да одно — внешние проявления и другое — то, чем люди живы... От отца и дядей наследовал он корни, родину, понятия о добре и долге, место свое в мире. Наследовал и верность,— корням, родине, по­ нятиям о добре и долге, месту в мире. Что может быть для сына убедительнее судьбы отца? Вот человек, один из людей на Земле, открытый всем силам Земли, всем, какие могут его теснить, не всегда в состоянии даже объяснять их себе до конца, от