Сибирские огни, 1978, № 6

26 Д. КОНСТАНТИНОВСКИЙ И, наконец,— этот вопрос Элэл! Когда-то, в первый день, среди других вопросов, этот он принял как вежливый интерес... Бумаг Элэл, конечно, не читал, в документы не заглядывал. «Откуда вы?.. Кто ваши родители?..» ' Молчание. Недоуменный взгляд Элэл. «Откуда вы?..» — Не знаю. «Кто ваши родители?..» — Не знаю. Герасим был ниоткуда, был человек без родословной... Как существо, выращенное в колбе, взлелеянное в пробирке, в пи­ тательном растворе, из ничего, искусственным, ненатуральным, не свой­ ственным естеству образом! Он не мог знать, каким местам и каким людям он наследовал, не мог знать, кто он и откуда... Был никто и ниоткуда. Не его вина... Скупые сведения о начальных обстоятельствах его биографии содержали примерную дату,— год, месяц и два числа, между которыми стояло тире,— когда эшелон, продвигавшийся на восток, был настигнут самолетами; и примерное указание местности,— название же­ лезнодорожной станции, не то пройденной уже эшелоном, не то еще предстоявшей. Жизнь его оказалась лишенной предтечи, не имеющей истоков, ей, получалось, не предшествовали многие поколения, никто, никогда не шел впереди Герасима. Биография его не начиналась с начала, не развива­ лась последовательно, вырастая из первых стадий в дальнейшие. Был разрыв. Он образовался где-то в степи; бесконечной была степь, непре­ рывно тянулась железная дорога, бесконечно долгим был и непрерывный гул моторов, бесконечно и непрерывно продолжался обстрел; когда в небе, наконец, стихло, бесконечной осталась степь, непрерывной — железная дорога... Прервалась родословная. Кончилась непрерывность биографии. Произошел противоестественный разрыв, по одну сторону которого ока­ залась недоступность, по другую — известная ему часть его биографии, начинавшаяся с этих примерных сведений, с неясных воспоминаний и с последовавшего позднее рассказа о погибшей там, в степи, никому не знакомой женщине, которая, как говорили, была, возможно, его мате­ рью... Никто не мог вспомнить даже, откуда состав... У Герасима не было предыстории. Поиски ничего не дали, он не нашел родных. Сначала это было остро, в этом были тоска, неудовлетворенность, неясный зов... Накопились, конечно, домыслы, фантазии, к каким-то из них, еще детдомовским, сложилась даже привычка... Ловя себя на повто­ рении непроизвольного жеста, разглядывая, когда брился, в зеркале,— случалось, и теперь гадал... Было и другое. Решения, связанные с Натальей, осложнялись тем, что он знал, что такое детство без отца... Мечтая о собственных детях, хотел, чтоб они были счастливыми... С годами болц, прежде не дававшая заснуть, притупилась. Он осво­ ился уже с тем, что у него нет родословной, хотя бы и самой короткой, нет родных мест, как нет нигде в мире и близких, родных ему людей. Он привык уже существовать так, как привелось ему существовать. Но сознавал неестественность своего состояния... Сознавал сложно. Он был человек, у которого нет части своего существа, какой, он видит, обладают все другие. Но, поскольку у него не было ее, собственно, никог­ да, он мог только воображать, как бы он чувствовал себя с нею... с та­ кой... или такой...