Сибирские огни, 1978, № 6

172 ВИТАЛИЙ КОРЖЕВ ший в Григорьеве «большой внутренний такт, душевную доброту и красоту» '. Ф . Ильин сочувственно цитирует строки из письма Григорьева покинувшей его Катери­ не, «славного, человечного письма, в кото­ ром сквозь обстоятельное по-крестьянски перечисление местных новостей пробивает­ ся живая человеческая боль»: Я тебя не виню. Хоть на сердце паскудно и больно. Ведь любил я тебя на всем свете —одну. Оставайся, живи. если радостно там и спокойно. Если нет — приезжай, никогда тебя не попрекну. И ребенка теперь заведи ты, Катюша, хотя бы. Ненадежны бездетны е семьи, слабы... Какой же это «посконнс-суконный слог» «неестественно кондового (?!) колхозника»?! Здесь, как и везде в поэме, живая, разго­ ворная, народная русская речь... Немного наивный, добрый, честный и скромный труженик села, Василий Григорь­ ев, к сожалению, лишен каких-то больших духовных запросов и интересов. В этом — его беда, но не вина. Один из рецензентов поэмы — Г. Рюмин — писал: «Разобраться в истинной причине ухода жены Василий все же не может, и в этом определенная противоречивость обра­ за Григорьева»1 2. Однако никакой «противоречивости» в образе Григорьева нет, ибо он — натура по- своему цельная, выпестованная деревней в самые трудные годы ее жизни. И если б понимал с самого начала Василий «истин­ ную причину» своих размолвок с женой, ее отчужденности от него, то и не ушла бы Катерина, и никакой драмы (а значит, и поэ­ мы !) не было бы,— все свелось бы к само­ му банальному адюльтеру, ради которого поэту не стоило браться за перо. Душевно тонкая, остро чувствующая кра­ соту окружающ его мира, Катерина жаждет, но не находит понимания своих высоких по­ рывов со стороны м ужа: «Рядом он — как за межой, каждой клеточкой — чужой. Он и ночью, он и днем дальним теплится ог­ нем...». И тут добавляются дополнительные и существенные штрихи к характеристике Григорьева, идущие уже от чисто женского к нему отношения: «Родила б и я мальца, да не от этого отца... При скотине и при нем остываю день за днем...». Да, Катерина не любит своего мужа, че­ ловека для деревни, конечно же, во мно­ гом необходимого и положительного, но глубоко несчастного в личной своей жизни. Вся глубина и сложность житейского про­ тиворечия здесь заключается в том, что Ка­ терину нельзя во всем обвинять, но нельзя И полностью оправдать,— ведь все-таки она преступила через древние (но не значит, что для современной жизни вовсе отринутые), писаные и неписаные нравственные зако­ ны семьи и брака... 1 «Литературная газета», 1972, 12 июля. 2 «Советская Сибирь». 1972, 24 марта. • «Катерина,— записывает в своем «дневни­ ке» Хомутов,— умелая, толковая хозяйка. Работает по дому и поет, поет. Любит кра­ сивые вещи. Домашняя ' живность — куры, гуси, утки, овцы, поросенок, телка, собака — все обсту­ пают хозяйку, стоит ей только появиться во дворе. С коровою она в самых нежных от­ ношениях». Действительно, Катерина хочет, чтобы и дом ее был полной чашей, не хуже, чем у других. И все же ей тесно, душновато в Беркутах. Встреча с Хомутовым явилась тем психологическим толчком, который заставил молодую женщину окончательно понять и уяснить причины смутноватого прежде ощу­ щения недовольства своей жизнью. Любо­ пытен рассказ Григорьева о первом обще­ нии Катерины со столичным поэтом: «А ж е­ на навязалась: да что, да к чему, да прочтите, мол, несколько строк...». И даль­ ше: «Они говорили про звездопад. Хоть и рядом со мной, только шли, как одни». Святая деревенская простота, Василий Григорьев так и не понял, что жене его не хватает как раз духовности в человеческих взаимоотношениях, красоты духовной на­ полненности жизни. В этом свете кажутся по меньшей мере странными литературно-критические пасса­ жи П. Ульяшова: «Выясняется, что Катя тоскует при своем мужике. Непонятно, правда, отчего. Дела­ ется только туманный намек на то, что Вась­ ка Григорьев «на работе, как петух», а вот «в избу — и потух». По этой, видно, причине Катерина как-то загрустила и начала вспо­ минать свою девичью фамилию». Не знаю, чего в этом вь оказывании боль­ ше: снобизма и высокомерия («мужик», «Васька» — а так герой в поэме ни разу и не назван) или довольно-таки не «туманных на­ меков» на самую плоскую и сугубо плот­ скую «физиологию»?! Кажется, и того, и другого достаточно... Они нуждаются друг в друге, Катерина' и Хомутов. Но ищут один в другом каждый свое и — разное. Хомутов — чистоту, све­ жесть, радость, страсть утраченной юности, способной любить искренне и глубоко; Ка­ терин а— непознанное счастье истинной любви теперь и завтра, где бы дух и плоть слились воедино и всецело. Но оба они ошиблись... Хомутов, оторвавшийся от родных дере­ венских истоков и прочно прикипевший к городу, и Катерина, кровно связанная с де­ ревней, чувствующая себя чужой и непри­ каянной в городе,— в такой полярности ге­ роев кроется одна из коллизий, порожда­ ющих драму любви в поэме. И как предупреждение (в первую очередь — Ка­ терине, конечно, но и Хомутову — тоже) звучит эпиграф из Михаила Пришвина, пред­ посланный первой части поэмы: «Не вдали, а возле себя самого, под самыми твоими руками вся жизнь, и только сам ты слеп, не можешь на это, как на солнце, смотреть, отводишь глаза свои на далекое прекрас­ ное. И ты уходишь туда только затем, чтобы понять оттуда силу, красоту и добро окру- жающей.тебя близкой жизни...».