Сибирские огни, 1978, № 6

РОДНОЕ ВРЕМЯ 171 Во-вторых. Что же, московский поэт Хо­ мутов, уставший «от навязших в зубах спо­ ров о «церквах и Джойсах», от посещений редакций и министерств», заговорил вдруг языком героев «Привычного дела»? Единст­ венное, пожалуй, словечко — «сильно» — вставляет он в свой лексикон, да и то оно, это словцо, давно уже стало не простона­ родным, а общенародным (нередко с от­ тенком юмора или иронии). Нет, положительно, некоторым эстетст­ вующим критикам и рецензентам не нра­ вится компания, в которой очутился «ока­ рикатуренный» представитель столичной поэтической братии!.. Если уж в отношении стилистики, языка и можно упрекнуть автора поэмы, то вот за что. В своей «общей тетради» Хомутов запи­ сывает деревенские частушки на мотив «Подгорной», показавшиеся ему «любопыт­ ными»: «До свиданья, дорогая, уезжаю в Азию ! На полати до тебя последний раз залазию»; «По реке топор плывет до села Безменова. И нехай себе плывет железяка хренова». «Любопытные»? Может быть. Но какое от­ ношение они, эти частушки, имеют к сюжету произведения, явно выпадая из его общей композиции? Они, возможно, характеризу­ ют весьма сомнительный эстетический вкус столичного гостя, собирающего «перлы» устного народного творчества. Но все-таки они не обязательны в поэме. Однако это ведь не сам Хомутов так «за­ говорил», он просто-напросто записывает — на всякий случай, для памяти, по своей (или авторской) воле... А вот внутренний монолог Василия Гри­ горьева (после покатившихся по селу спле­ тен и кривотолков насчет измены жены): А если точно —- гвоздь проблемы тут своим концом приходится на Васю .(Хомутова.— В. К.)? Приехал, понимаешь, окрутил, у них чего. у них не зарж авеет — с бабенкой от безделья пошутил и вечное потом обратно сеет. Ироническая перифразировка известного поэтического выражения в последней стро­ ке, конечно же, не органична для мышле­ ния и языка простого крестьянина и идет, безусловно, от самого автора поэмы. Таких стилистических и сюжетно-компо­ зиционных огрехов немного в произведе­ нии, написанном, в общем и целом, языком сочным, выразительным. Поэт сумел так ху­ дожественно, психологически убедительно мотивировать характеры и поступки своих героев, что ему — веришь. Веришь в эту любовную драму — от ее возникновения и до конца. И дело тут даже не в том, что любовь не подчиняется каким-то законам и уложениям, что «любовь зла...» и т. п. Давайте посмотрим, что же это за лю­ д и — Катерина, Хомутов, Григорьев. Василий Хомутов — не бледное дитя горо­ да. Родом он из деревни, но «десять лет уже без мала» живет в столице, где окон­ чил университет и стал поэтом («Первый сборник. И второй. Деревенские мотивы, деревенский матерьял»),— прямо скажем, довольно-таки типичная для многих наших стихотворцев биография. Более того, у Хо­ мутова — Нет на родине родни, только холмики одни да Ярковского детдома невеселые огни... Там, в Ярках, теперь поселок. Ну. а я — села осколок, нянчу в памяти родные. незабытые края. где заветная, где маленькая родина моя... Таким образом, тяга Хомутова к деревне, к истокам, подальше от никчемной суеты, от «нелепой пьесы» его городской жизни, в общем-то, понятна и естественна (в этом смысле психологически оправданно и сбли­ жение его в деревне с Катериной, да и с Григорьевым — в городе). Недаром ведь именно в Беркутах он чувствует определен­ ный духовный, творческий подъем и начи­ нает писать, кажется, неплохие стихи, хотя и сознает, что ему и ему подобным уже «не стать соловьями» «матери-деревни»,— «звезды в небе твои соловьи»... Нет, я от­ нюдь не склонен считать ХоМутова неким исчадием городского ада — без «корней» и без «истоков»... Василий Григорьев... «Самая «страдатель­ ная» сторона» в поэме, как верно заметил критик А. Никульков Почти исчерпываю­ щая характеристика Григорьева дана а «дневнике» Хомутова: «Василий, он разный. Дома один, а на ра­ б о те— другой. Неприкаянный, неуверенный, виноватый — это дома, особь при жене. А на работе (он теперь скотник дойного гурта) толковый, даже инициативный. Василий прост, без бахвальства — «мы от сохи», без сельского высокомерия. Завиду­ ет горожанам, но не зло. Мужик он жилистый, невысокий, медно­ лицый. Глаза синие, мягкие». Человек «при своем деле», Григорьев уважает и ценит любой тр уд: «Надо в жиз­ ни кому-то и книжки писать, так, как мне, скажем, сено косить...». «Неестественно кондовый колхозник,— пренебрежительно и уничижительно, с из­ девкой пишет о герое А . Раскольников, д р у­ гой, вслед за П. Ульяшовым, критик ж ур­ нала «В мире книг».— Придав речи Василия Григорьева какой-то посконно-суконный слог, он (автор.— В. К.) тем самым окари­ катурил своего героя», «создал образ тра­ гикомический» 2. Здесь — что ни фраза, то либо натужная издевка, л и б о— того хуже — умышленное извращение авторского замысла и образа героя. И совершенно прав был рецензент «Литературной газеты» Ф . Ильин, увидев-1 1 А. Н и к у л ь к о в . Книга о поэтах. Ново­ сибирск, Зап.-Сиб. кн. изд., 1972, стр. 220. 1 «В мире книг», 1972, № 11, стр. 34.