Сибирские огни, 1978, № 6

НА КРАЮ 117 Дело было плохо. Коля наверняка сам видел это, но не хотел ве­ рить. Он развил бурную деятельность — вызвал терапевтов, лаборантов, заведующую аптекой. Все бегали, что-то делали, суетились. Мы еще раз пересмотрели назначения. Что-то добавили, что-то уб­ рали. Работать не хотелось. Как-то по всему было ясно, что концы обор­ ваны все и тащить больше не за что. Пришел Мурдасов. Посмотрел» послушал и снова ушел. Звонила и доложила ему, разумеется, Кирилловна. В десять часов утра Колю, Сашу Губченко и меня вызвали к глав­ ному врачу. Помню, в то время, когда мы с Мурдасовым только начинали рабо­ тать вместе, был у нас разговор... — Умирали у тебя больные? — Умирали. — По твоей вине, имеется в виду? — Нет... По прямой вине — нет... — Ты прооперировала, а он умер? — Было... Но не по моей вине. — А по твоей? — Нет. По моей не было. — А ты работала так, что ты одна и некого спросить, и у тебя уми­ рают, и ты знаешь, не можешь не знать, что никто не виноват, кроме те­ бя... Что не умеешь, не можешь... Было? — Нет. Так не было. Мурдасов долго тогда, не отводя глаз, смотрел на меня, потом усмех­ нулся и ничего больше не спрашивал. Наверное, он пожалел, что загово­ рил со мною. Больше мы не возвращались к этому никогда. Мне в тот раз понравилась его прямота. Это он может. Он вообще иногда может вдруг взять и почувствовать себя этаким прямолинейным, бесхитростным работягой-парнем. Режет, понимаете ли, правду-матку в глаза, й1вот все время сам от этого страдает. Он действительно несколько лет проработал один, без учителей и помощников. Пришло, конечно, время, когда почувствовал вину за свои неудачи и ошибки. И он не выдержал. Он себя пожалел. Он видел, люди вокруг живут нормальной жизнью, без особых на­ пряжений, без мук, с хорошей зарплатой. Он начал рассуждать, и тогда любимым словом его, которым за глаза он награждал каждого второго, стало слово «обыватель». И скоро ощущение трагической вины, которое он носил в своей душе, сделалось его силой, его оружием. На клинических разборах и конференциях он еще иногда пытался брать вину на себя, быть искренним. Но потом заметил — никто этого не ценит. Наоборот, он остается, можно сказать, в дураках. Этого он позво­ лить не мог... И он научился жить выгодней и приятней. Научился подавать товар лицом. Кому она нужна, честность перед собой? Чем больше врешь себе, тем легче врать другим. Это выгодно и удобно, как сберкасса. — Можно? .—- Заходите, заходите, товарищи! — голос у Зацепиной спокойный и подчеркнуто вежливый. Мы вошли в кабинет, поздоровались и сели на стулья, стоявшие у стены. По левую руку от Зацепиной курил Мурдасов. «Я делаю неприят