Сибирские огни, 1978, № 6
112 ВЛАДИМИР КУРНОСЕНКО чины, переведенного к нам из терапии. У него был инфаркт недельной давности, начинался отек легких. И на этом фоне — прободная язва. Я помню, он лежал в отдельной палате. Вернее не лежал, а сидел; лежать ему было трудно — задыхался. Фамилия его была Шерстобитов. , Я принесла тогда эту бумагу и растолковала, что же от него требу ется. Смотрела на просвечивающую сквозь щетину синюю кожу на его губах и подбородке, слушала хлюпающее его дыхание и ждала... Он ку рил самокрутку, и махорочный дым от нее наполнял всю палату (никто не посмел запретить ему курить). Он посмотрел на меня между двумя затяжками и сказал: — Приговор... значит, подписать... Так, что ли? Я молчала. Не могла я ничего говорить. Он усмехнулся. Взял у меня ручку и медленно, большими кривыми буквами написал: ШЕРСТО БИТОВ. Так вот, Коля Рыбаков пошел брать эту самую подпись у Веры Алексеевны. Он мне рассказывал потом... Как он боялся смотреть ей в глаза, как мямлил что-то о серьезности положения, говорил, что все бу дет в порядке, хорошо, и еще всякие слова. И все не мог положить перед ней эту бумагу. — Я же согласна,— просто сказала ему Вера Алексеевна.— Не пе реживайте так... доктор,— и она погладила его по руке. Подписи у нее Коля так и не взял. Вера Алексеевна уже спала. Зоя привязывала худенькие ее запя стья к столу. Саша Губченко, наш анестезиолог, готовился к интубации. В предоперационной тихо разговаривали, было слышно, как плещется вода в тазиках,— это «мылись» Мурдасов и Коля Рыбаков. Я была уже готова и ждала команды Саши. Саша работает у нас второй год, сразу после института и еще волнуется на вводном наркозе. Лучше не мешать... Я стояла у окна операционной и смотрела, как падает снег... Первый еще осенний снег — голубоватый, почти прозрачный, он покрывал тон ким пухом двор, крыши больничных корпусов, гаражи... Там, где прохо дили люди, следы выступали черно и рельефно — мокрым асфальтом. И здесь, в операционной, и за окнами все было бело. — Можно! — сказал Саша. Мы с Тамарой укрыли Веру Алексеевну простынями. Я обработала операционное поле. Мурдасов и Коля надевали халаты. Было очень тихо, только ритмично, с мягким стуком дышал наркоз ный аппарат. — Ну, поехали...— Мурдасов сделал кожный разрев. — Зажимы. — Суши... Вошли в брюшную полость. Ну вот и причина... Мощная спайка, удавкой почти полностью пережимающая двенадцатиперстную кишку' Растянутый, на полведра, желудок, В желчном пузыре прощупывался огромный камень — Мурдасов дал потрогать его нам с Колеи — камень заполнял весь пузырь. Мы разом вздохнули и переглянулись. Это был, конечно, подарок. Подарок — без иронии. Все было вполне выполнимо. Мурдасов начал разделять спайки, стараясь работать понежнее. Я порвала перчатку и как раз меняла ее, когда началось кровоте чение. — Зажим! Сушить! Еще! Еще!! — кричал Мурдасов Тамаре.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2