Сибирские Огни, 1978, № 5

86 Д. КОНСТАНТИНОВСКИИ Проверяешь ли меня, испытываешь мою веру в тебя? Не отступаешься, а ведь уже пресытил меня горестями... Сколько же ты еще не оставишь меня? Взгляни на мои беды, они увеличиваются; все против меня; гонишься за мной, валишь и не даешь подняться, не даешь перевести дух... Удали от меня твою руку, Яконур! Разве не ви­ дишь, что ветку сухую угоняешь волной, хвоинку бьешь о скалу... Мчался Каракан внизу, стремился в Яконур,— смотреть было трудно. Слова Ивана Егорыча кончились. Иван Егорыч оглянулся вокруг и увидел мост, трамвай, машины, прохожих... Вот, душа его кричит: обида! — и никто не слышит... Душа кричит: посмотрите на него и ужаснитесь! — все спешат мимо... ИЗ ТЕТРАДЕЙ ЯКОВА ФОМИЧА. «...Однако двери фабрики Карт­ райта были слишком крепки,—они не поддались даже страшным ударам топоров, и нападавшие принуждены были удалиться. Как только все утихло, Картрайт вышел во двор; первое, что он услышал, это крики ра­ неных. Это были луддиты, раненные при перестрелке: один из них — Сэмюэль Гартли, бывший стригаль Картрайта, 24 лет, а другой — 19-летний мальчик, Джон Бутс, Тут-то и проявился характер Картрайта: он не посмотрел на. страдания раненых и оставил их лежать на холоде. Местный священник Гаммонд Роберсон также отказался помочь несчаст­ ным, пока они не откроют имен своих сообщников. Начала собираться возмущенная жестокостью Картрайта толпа. Вопреки запрещению, Бут­ су омочили губы свежей водой, а задыхающемуся Гартли положили камень под голову. По настоянию владельца местного химического за­ вода им дали воды, затем перенесли в гостиницу «Звезда», в Робертауне. Солдаты разъезжали вокруг гостиницы, разгоняя толпу рабочих. Бутс, раненный в ногу, не перенес ампутации. Уже находясь в агонии, он зна­ ком подозвал к себе священника, присутствовавшего тут же, и слабым голосом спросил его: «Можете ли вы сохранить тайну?» «Да, да»,—по­ спешно ответил священник, рассчитывая что-нибудь узнать. «И я так­ же»,— прошептал Бутс и тихо скончался. Гартли промучился целый день и умер, не произнеся ни слова». В двери торчали телеграммы. Герасим вытянул их, развернул, .стал читать. «Родной мой скоро приеду очень соскучилась»... «Умница моя не огорчайся если что-то не нравится следовательно будет иначе целую тебя за тебя повидайся с Яконуром...» Не почувствовал ничего. Совсем... Открыл дверь, вошел. Остановил­ ся у окна. Смотрел прямо перед собой — и ничего не видел. Распахнул окно. Вечерняя духота, никакой свежести. По-прежнему не видел перед собой ничего. В один день, в один день он потерял все! Герасим стоял у окна, смотрел в пустоту перед собой; сознание его выхватывало из прошлого часы, ситуации, услышанные слова, отложив­ шиеся мысли... Стоял перед окном, не видя впереди ничего, и осмысливал свое поражение. Кажется, совсем уже нет сил! Обида, недоумение... Они росли в нем, их уже нельзя было сдержать; до сих пор ему удавалось еще удерживать их,— теперь все, что накопилось, стало оформляться в слова и выплескиваться.