Сибирские Огни, 1978, № 4

86 Д. к о н с та н т и н о в с к и п не хватало образования. Он тратил массу времени на то, чтобы найти и узнать известное всякому мальчишке, выпускнику университета, и делал оплошности, по поводу которых гуманитарии могли бы только развести руками. А он не хотел, чтобы они смотрели на него как на грубого тех- наря, самоуверенно вторгшегося в их стеклянный, хрупкий дом. Все бы­ ло серьезно... За то, что выбрал когда-то другое, Яков Фомич не упре­ кал себя. И время было иным. Его наблюдения показывали, что время гуманитариев как раз наступает. Тогда он, выбирая, видел перед собой физиков, химиков; теперь —на гуманитариев он уповал как на людей, работа которых могла изменить многое в мире, именно они работали в сфере деятельности реальной, такой, от которой можно ожидать чего-то... Только что за тяжкое занятие — задавать вопросы обществу! Спраши­ вать природу естественную, кажется, проще... Вырисовывалось все постепенно. Он наткнулся на четыре строчки — эпитафию на могиле поденщицы: «Не горюйте обо мне, друзья, и не плачьте обо мне никогда, ибо отныне я буду отдыхать всегда и во веки веков». Вспомнил, как писал Ползунов—-это Яков Фомич прочел когда- то в музее: «Облегчить труд по нас грядущим». И разыскал песню: «На свете есть царь, беспощадный тиран, жестокий мучитель бесчисленных стран, рука у него лишь одна, но тысячи губит она,—тот царь называет­ ся Пар...» Его бросало по всей истории, по всему ее масштабу; он хва­ тался то за одно, то за другое; иногда ему казалось, что все у него скла­ дывается слишком случайно, а порой он обнаруживал, что и раньше ду­ мал об этом... Через комнатку Якова Фомича прошло множество людей. Они по-разному понимали, что было у них и что было с ними, в их соб­ ственные времена; иногда Яков Фомич с ними соглашался, чаще —нет, порой заключал,—они вовсе не разобрались, как что у них там склады­ валось; тем не менее, он видел, каждый делал для него естественное. Ломать то, что оказывалось противным человеческой природе и благу людей (наиболее общая формулировка) —также было вполне естествен­ но. Люди узнавали нечто губительное для них и пытались это разру­ шить... Некоторые задерживались в комнатке Якова Фомича; остава­ лись ночевать; а потом и оседали, приживались; комната постепенно на­ полнялась... И ведь те, кто ломал,—сопротивлялись не просто технике. Они, собственно, хотели оказать сопротивление, ни много ни мало, всему ходу истории, а значит, всему развитию на Земле, то есть,—всей эволю­ ции на целой планете. Это было, следовательно, событие космического масштаба! Они хотели изменить картину... нет, путь... изменить путь Все­ ленной. Это был достойный повод,—Яков Фомич принялся за англий­ скую историю от времен, предшествовавших наполеоновским войнам_■ и вплоть до Маркса. Что-то становилось яснее. Что-то —напротив... Плюс —или это, мо­ жет, где-то во-первых,—то, что сам он был одним из тех людей, которые являлись соавторами сегодняшнего мира. Он был выходец из них. Да, он и вышел из их числа, вышел, и оставался среди них; он был на погранич­ ной позиции. Кстати, уязвимой непониманием обеих сторон... Так что ж, начинать? Сел за машинку. Итак: «Едва ли найдется более распространенное и устойчивое заблужде­ ние, чем привычка руководствоваться старыми критериями при оценке новых явлений. В наш век, как и прежде, изменения замечают лишь по явным и поздним последствиям, подобно тому, как если бы истоки нано­ сились на карту лишь после наводнения в устье. Однако мы находимся в пути и притом движемся весьма своеобразным образом, и упускать это из виду не следует ни на минуту. Наш маленький, тесный, не всегда комфортабельный шарообразный космический транспорт мчит нас со