Сибирские Огни, 1978, № 4

яконур 85 торый уводила его работа... Он покинул институт, когда обстоятельства начали принуждать его выключаться из исследования связей, созданных природой, и ввергать себя в отношения людей, во многом неприемлемые для Якова Фомича, непонятные, эклектичные... Потом —Никола. Яков Фомич давно уже смирился с тем, что плоды его профессии поспевают не скоро, переместил эти ожидания в будущее. Но толчок, который он получил у Николы! А Яков Фомич снабжен был сверхчувствительным устройством, улавливающим малейшие признаки неблагополучия в чело­ веческом существовании... Он не был готов. Что было делать? Он посту­ пил; как человек своей профессии. Он поступил, как мальчик из Наха­ ловки. Сел у окна, за ситцевой занавеской; стал слушать... Его тетради. Вон они, вокруг машинки. Его хождение по лабораториям... Ему нужно было определиться в этой сложной системе координат,— среди многих проблем и суждений. Он то принимался рассматривать картину издали, то подходил вплотную: видел либо основные лишь контуры, общую ком­ позицию, не различая деталей, либо одни хаотичные, грубые мазки; ста­ новился слева, брал правее: здесь, к тому же, отсвечивает, здесь —тень; следовало найти оптимальную дистанцию и требуемую обстоятельствами точку, свое место в этом зале, поставить себя соответствующим образом, по отношению к полотну; еще и рама мешала. Яков Фомич чувствовал, что не может пока сделать этого,—определиться в эн-мерном простран­ стве проблем и суждений. Ему нужно было время. Хорошо бь 1 поговорить об этом с Элэл! Или со Стариком. Одно было ясно, в чем он только убе­ дился. Пусть что-то он преувеличивал,—и, случалось, ловил себя на этом; пусть. Дыма без огня не бывает; дым шел от Прометеева огня... Якову Фомичу предстояло решить, с кем он. Много лет он был с людьми, которые все эти годы изменяли мир. Теперь он спрашивал себя: правильно ли он выбрал себе компанию? тому ли делу, той ли вере от­ дал лучшие годы своей жизни? с теми ли был так долго? и разве не от­ падают теперь у него причины и доводы быть с ними? В этих мыслях сгу­ щались и горечь, и сомнения. Когда.-то без колебаний решил, кем быть. Теперь не мог понять, с кем быть... Он был удивлен, обнаружив, что воз­ вращается в мыслях к незаконченной с Элэл работе. Отнес это на счет инерции. Затем поймал себя на том, что делает к этой работе заметки; попытался понять, отчего так прочно держится в нем прошлое,—так, что до сих пор не может он оторваться. Между тем, стал пойемногу разби­ рать свои старые черновики. Конечно, здесь был долг перед Элэл. Но не следовало и преувеличивать, не следовало заблуждаться! И уж, конечно, эта работа не была важна для здоровья Элэл, тут она ни на что не влия­ ла, и на престиже Элэл тоже не могло сколько-нибудь заметно сказать­ ся, будет она сделана или нет. Пришлось признаться себе: инерция, долг — не более чем рациональные объяснения, построенные для того, чтобы сохранить видимость какой-то последовательности в своих поступ­ ках. Дело было не в том, что ему не удавалось оторваться от работы. Словно она преследовала его. Он сам стремился к ней! Он противоречил себе, поступал противно своим соображениям; и мало что здесь зависело от него... как в любви. Теперь она сделалась тайной, его любовь, тайной от себя самого, вот что случилось с Яковом Фомичом; она была сладка,— и сладка была она как любовь тайная... и казалась все слаще... и стано­ вилась все нужней. Вот так... Однако эта работа уже не могла занять его полностью. Он обнару­ жил в себе большие пустоты, раньше он не подозревал об их существо­ вании; это оказались целые емкости в том, что отпустила природа его душе и мыслям; теперь они быстро заполнялись. В раздумьях об абсо­ лютных понятиях, о качествах добра и зла, о смысле жизни и развития, о разуме и человечности Яков Фомич открывал вечные истины и прохо­ дил классический путь. Но открывал сам и сам проходил... До обидного