Сибирские Огни, 1978, № 4
62 Д. КОНСТАНТИНОВСКИН Действительно, он добивался любви... Он продумывал это все, как настойчивый влюбленный! Снова взгляд на часы. Минут через тридцать пять... Он готов. Спросил себя,— как тогда про Яконур: а здесь что им двигало — требования ребят или ожидания Ольги? Достал из кармана конверт, который Ольга дала ему в дорогу; отогнул клапан,— цветок, пушистый, голубоватый, еще какие-то тра винки, листочки. Ее голос, ее дыхание, глаза у его глаз в темноте! «Когда ты ночью поворачиваешься ко мне, у меня сразу удивление: вспомнил! — и гордость: это ко мне он поворачивается, это я с ним...» «Мужчина должен быть любимый! Только из-за этого ушла от Бо риса. Или чтобы бегом бежать к своему мужчине, или уж совсем ни чего!..» «Я, наверное, в первый вечер показалась тебе таким сухарем. Ж а диной, наверное, показалась! А я ведь все время только и мечтала,, ко му бы себя подарить... Да, искала! Чтоб отдать все, до донышка, и сра зу. И чтоб сама. Считала, сколько мне лет, сколько осталось. Выходи ло, что осталось не так много. И много осталось совсем никому . не отданного. Каждый раз, когда хотела отдать—не отдавалось. И вот ты пришел, и я думала: что будет? Может, ему хватает немногого? Может, ему и не надо этого всего? И когда же отдам? Кому?..» Глянул вправо, Яконур в последний раз показался на горизонте: острова, повисшие в утреннем свете над собственными отражениями; костры по берегам. Еще посмотрел вниз, на часы. Итак... Он начинает. Г Л А В А Ч Е Т В Е Р Т А Я Солнце оторвалось от перевала, чуть поднялось над ним и приоста новилось, еще неяркое, в пустом, светлом, покуда студеном утреннем небе; отразилось в воде неброско, осторожно. Бухта просыпалась, и, приходя в себя, вновь себя осознавая, вслу шивалась и, кар делала это каждое утро, поверяла, не шелохнувшись до тех пор, весь мир, который она в себе знала; прислушивалась к не прерывному, неостановимому, самодвижущемуся ходу жизни в своем лоне, внимала идущим в ней процессам, реакциям, сменам, бесчислен ным рождениям,, катастрофам и копошениям. Этому не было начала во времени и не было конца. Как не было это му ни начала, ни конца в пространстве. И она, в свой черед, была частью большего, бухтой Яконура, а Яконур принадлежал большему, чем он, а то большее включалось еще в другое... Выше поднимается солнце, густеет цвет неба, и светлеет, светлеет, на глазах светлеет вода. И вот одна, за ней вторая волны ’ неспешно приподнимают тугую поверхность и ровно, упруго проходят под нею от берега к берегу, будто Аяя потягивается, раз и еще раз; а за ними третья волна, размашистей, выплескивается на отмели и ’омывает пе счаный окоём, словно ладонью; все — она проснулась. Выражение лица ее не однажды изменится за день,— прилетит и умчится ветер, переместится по небосклону солнце, облака добавят от себя свои оттенки,— бухта посмеется, похмурится, удивится, взгруст нет, но все это будет только из-за солнца, ветра и облаков.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2