Сибирские Огни, 1978, № 4

я к о н у р 47 Дальше пошли вдвоем, Кемирчека оставили у ребят в вагон­ чике. На пристани под фонарем Герасим увидел девушку в куртке и брю­ ках, она с ходу прыгнула в лодку, оттолкнула ее от мостков, рванула шнур стартера; Герасим вгляделся и узнал Ксению. Мотор взревел, лодка исчезла в темноте. — Куда поехала Ксения? — Ксения поехала к Борису. У них роман,— ответила Ольга. Виктор сидел один, в кухне; смотрел в тарелку. Есть не хочется... Ничего не хочется... Голоса, кажется, совсем рядом,—Нины и тестя; однако дверь за спиной притворена, можно не слушать, можно не думать. Днем на работе проходил коридорами со страхом, что сейчас какая- нибудь дверь откроется, кто-то выйдет, пойдет навстречу, как-то посмот­ рит, что-то скажет... Вечерами в чужой ему квартире, где так и не смог освоиться, сжи­ мался весь,—только бы не двигаться, не говорить, только бы скорее время прошло, остаться с Ниной и—уснуть, забыться... Когда Савчук поручил ему искать на дне —это казалось невероят­ ной удачей... самым большим его везеньем... да просто счастьем.,, это был путь из ситуации, которую он начинал уже считать безвыходной. Почему Савчук поступил так,—не рассуждал; удивления окружающих старался не замечать. Важно было, что яконурское дно досталось ему; главное было в том, что он получал теперь возможность включиться — и, следовательно, заявить о своей позиции, доказать ее всем и отделить себя, наконец, тем самым от Кудрявцева. Ему не однажды говорили при случае, что он хороший работник... Но этого еще было недостаточно в том, чего он хотел более всего! Он не входил в яконурском институте, у Савчука, в число людей своих, до­ веренных,—людей, звавшихся своими, надежными в нынешней сложной ситуации; его не принимали в этот круг; держали на расстоянии, веж­ ливо, ни в чем не обижая, однако твердо. Любая его попытка хотя бы приблизиться -*• заканчивалась неудачей. А то, сколько при этом прояв­ лялось по отношению к нему такта, лишь подчеркивало, что все счи­ тается само собой разумеющимся. Как будто его место з мире указано кем-то раз и навсегда! —и он не мог изменить его, не имелось на свете для этого способа... средства... шанса... Разделять взгляды Кудрявцева он не собирался, возможность быть с ним заодно исключил для себя; но другим словно не приходило ничто подобное в голову. Предубежде­ ние,—как он знал, необоснованное, в этой среде безусловно чужое и да­ же странное, однако при обострении ситуации невольно усилившееся и живучее,— стояло между ним и людьми, к которым он стремился; и да­ же в общении с собственными лаборантами явственно воспринималось. Оно угнетало, а со временем начало обретать власть над ним самим; стало уже руководить им. Вдруг он обнаружил, что ведет себя неесте­ ственно; подозревая, что его обычные энергия, подвижность, готовность сотрудничать не располагают к нему, а укрепляют недоверие, он пытал­ ся как-то объяснить себя другим, а в чем-то и подать себя иначе,—и утвердить таким образом новое представление о себе, это не получалось, и в результате он ощущал день ото дня Есе большую неловкость; соче­ тание присущей ему экспрессивности в жестах и в речи с тем, что он поминутно как бы оправдывался, извинялся перед каждым за что-то, в чем вовсе не был виноват, оказывалось ужасно для него самого и про­ изводило столь же тяжкое впечатление на окружающих...