Сибирские Огни, 1978, № 4

38 Д. к о н с т а н т и н о в с к и п Я вижу ее. Она высокая и яркая. Ее хорошо видно под тихой проз­ рачной водой. Время от времени плавное перемещение воды колеблет ее, и тогда она вступает в медленное, сложное движение, и другие, все, что рядом с ней, каждая из них, также начинают медленное, сложное движение, и кажется, словно это изумрудно-зеленые живые токи неспешно восходят, стремятся по водорослям: ото дна ввысь, к поверхности Яконура. Принесли чай. Человек с длинными, совершенно седыми волосами предложил пе­ рейти за столик в углу его кабинета. Сели один напротив другого. Тишина в кабинете, тихая улица за окнами. Чаинки взметнулись, поднялись беспокойным облаком; затем вошли В поток, выстроились по окружности; собрались над центром донышка, спланировали на него. Свирский понимал, что могло означать это приглашение к человеку с длинными, совершенно седыми волосами. Сидел выпрямившись, как всегда. Отпил глоток чаю; положил ногу на ногу, ладонями обхватил коле­ но. Приготовился выслушивать вопросы. Загорелое румяное лицо, загорелая лысина. Красивые серые глаза. Одет безупречно. Моложавость в его лице, в глазах, в его фигуре, в том, как он сидит. Моложавость, энергия, бодрость. Многие не угадали бы ни его возраста, ни профессии; обычно говорят, что ему нет пятидесяти, и принимают его за режиссера, он и вправду похож на известного теат­ рального режиссера. , Итак, Свирский приготовился слушать. Руки —на колене. — Расскажите, как было дело,—начал человек с длинными, совер­ шенно седыми волосами.—Что за контакты были с главком? Да, этого вопроса он и ожидал. Его пальцы разогнулись; затем снова обхватили колено. Рассказал: к нему обращались, просили дать заключение; он по­ ручил институту соответствующего профиля; работу выполнили и сдали... Пальцы опять разомкнулись и затем опять обхватили колено. Снова, значит, выступать ему в привычной, но нелюбимой роли. Привычно нелюбимой,—пожалуй, и это будет правильно... Что думает о нем человек с длинными, совершенно седыми волосами? Когда-то у Свирского были три модели самого себя. В одной он со­ брал и выстроил, каким он должен быть, в его тогдашнем понимании, и каких поступков для этого ему надлежит придерживаться. Во второй он был тем, кем он был в действительности,—по его представлениям. Третья модель являла собою отражение того, что, по его мнению, о нем думали и каким его видели другие. Все три модели долго жили в нем одновременно. Они наладили ка­ кое-то сложное сосуществование. Это сосуществование не было мирным; то одна, то другая, то третья одерживала верх и, следовательно, застав­ ляла его поступать по-своему. Его роль... Он принял ее когда-то с радостью. Он боролся за нее — считал, что там настоящая вершина: престиж, принадлежность к опре­ деленному кругу... Добившись, был уверен, что обошел всех своих ровес­ ников среди коллег. к Из кого-то администратор не получался, и тогда ученый оставался ученым. Из Свирского — получился...