Сибирские Огни, 1978, № 3
72 Д . к о н с т а н т и н о в с к и й Падь затопило. Дом оказался в воде, ничего поделать нельзя было, вода хлынула, пошла по дому, плескалась о печь. Все мокло, коробилось, развалива лось, пропадало; кругом было разорение. Белка застудилась; остались без коровы. Раньше не затопляло, это теперь,— по склонам всем извели, воде некуда деться, она поверху и идет, вот уж к людям кидается, перед до мом не остановится. Аня отчаялась... Когда вода ушла, стали поправлять дом. Поправишь разве... . Да что делать, надо поправлять. Иван Егорыч кончил с лужайкой, подобрался к песочницам; пере хватил грабли одной рукой, пошел в сарайчик, поставил грабли, взял метлу. Позвали вот работать. Начинал, в пять, к половине седьмого управлялся. Делов! Убирал чисто. Для ребятишек... Аня отчаялась,'говорила как безумная... Он сказав ей, что для себя повторял: все, что было у них с Аней, было от Яконура, все он им дал, и все, что давал он, было одно добро, кормильцем был и поильцем; те перь — отнял; но разве справедливо добро брать от него, а злом сразу его пенять? Кузьма и Карп привезли хорошего лесу, Оле обещали в институте гвоздей; а там и Федя узнает, приедет, Иван Егорыч не хотел сообщать ему нарочно, у Феди свои дела, но ждал, когда он сам узнает и приедет. Под конец стояла она перед ним... платок черный, муки на лице, слезы... руки к нему тянула, кричала, что он упорствует в своей глупо сти, разве не видит он, дом их разрушен, хозяйство погибло, все труды их, все заботы оказались напрасными, старость они проводят в разорен ном доме, вместо покоя им только горе, и все это сделал Яконур, сколь ко же можно терпеть от него, сколько можно в него верить... Сказала, одна уйдет. Он подошел к ней и обнял, она забилась в его руках, отталкивала его, потом повалилась головой ему на плечо, заплакала в голос; он стоял, держал ее, вдвоем они были в пустом отсыревшем, разоренном их доме,— следы от воды на стенах, линялые занавески и погибшие цветы; он удерживал Аню на своем плече, не мог пошевелиться; она затихла, сильнее обмякла на нем и глубже спрятала в него лицо; он боялся двинуть рукой, стоял, держал Аню, чувствуя на груди у себя ее мягкое, привычное тело, чувствуя, как ему передается ее тепло... Едва вымел дорожку, услыхал,— радио у конторы включили. Заспешил. В соседних домах не чужие всё живут; вот и старался кончить раньше, чем начнут подниматься. Прислушивался к радио. В войну он узнал — в Европе по радио службы передают. В госпи тале наслушался. Конечно, что вера у них там своя,— это дело другое... Прошлый раз ненадолго зашел... Постоял. Женщины убирали все цветами, доставали цветы из ведер с водой, расставляли. И полевые, и садовые. Кому что не нравилось,— поправляли, меняли. Разговари вали: «Думала раньше прийти...» — «Ну как же мы без тебя. Вот пойди вынеси...» Кругом застелили половиками, чисто было, нарядно, празд нично. Зажигали лампады; кто-то спросил: «Ну, певцы, собрались?» Четверо в хоре да трое внизу, вот и все, кто был... „ ^ ван Егорыч вышел и на ступенях встретил знакомца из сосед ней пади; тут знакомец ему и рассказал, что изюбря его убили. Только
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2