Сибирские Огни, 1978, № 3

ЯКОНУР 5 — Хорошо, что ты звонишь... Я видела тебя сегодня, у тебя походка изменилась, цепляешь ногами за тротуар, загребаешь носками, плохо ты ходишь... Он хотел знать, где она могла его увидеть, сколько уж они не виде­ лись, и вспоминал,— только что вахтерша говорила ему то же самое, примерно то же, что он плохо выглядит. — Я шла по другой стороне... Ты бы поберегся... Но почему она его не окликнула? — Серьезно, Леонид Лаврентьевич! Надо все бросить, уехать, от­ дохнуть... Почему не окликнула? — Элэл, пойми, ты не похож на себя!.. На его вопрос она отвечала твердо, объясняла, успокаивала: — Ты знаешь, почему не окликнула, прекрасно ведь знаешь. И не надо было мне этого делать, и это ты тоже знаешь очень даже хорошо... Нет, не надо было. Нет, нет... Он знал,— случившееся с ним ни на что не походило из того, что было ему известно; это оказалось в фокусе его существования, это бы­ ло— он коснулся лампы и включил ее — словно яркий светлый круг на столе в вечерней комнате; рациональные соображения начали казаться дикими, принять в расчет советы, которые осторожно давали обеспоко­ енные друзья, означало бы отказаться от себя самого; возможно, он представлялся им безумцем, он жил в собственном, особенном мире... — Не грусти,— сказал он.— Все будет так, как я тебе говорил. Ты же знаешь. Ну, не грусти... Вот послушай. Сидит у себя вечером моло­ дая женщина, в любимом теплом халате, мягкий свет горит, ее сигареты под рукой, кофейник еще наполовину полон, ранняя весна за окном, а в квартире тепло, и женщина знает, что она красива, и знает, что любима, телефон рядом на ковре,— и вот звонок, это он звонит, сказать ей, что она молода, красива и любима... Она смеялась, тихо и счастливо, он радовался этому смеху и знал,— она хочет, чтобы он говорил долго, и ему хотелось долго так говорить и слушать ее тихий, счастливый смех. — Спасибо,— ответила она.— А как ты? Вы? — Вечно она путалась в этих «ты» и «вы» в их разговорах.— Как ты там?.. Как он? Он смотрел прямо перед собой, в окно, на свое отражение при свете лампы; задумался. Ничего... Он постарается соответствовать. Он знал о себе: молодой академик, сорокадвухлетний, успешный... Трубка давно лежала на месте, немая, остывшая,— он все вгляды­ вался в свое лицо там, в стекле. Нет... Уже не первой молодости человек, отбивающийся от врачей, вечно в попытках прыгнуть выше головы, с репутацией чудака среди коллег... Эти шишки на лбу... Нерешительный мужчина, в чем-то про­ медливший, что-то потерявший, который теперь пытается изменить свою жизнь... И эти плечи, всегда приподнятые! Разговор с женой сегодня так и не кончился ничем... Стук в дверь. Паренек с короткой стрижкой, в коричневой кожаной куртке на «молнии». Темные усики; а впрочем, он, наверное, еще и не бреется. Го- ,ворит с достоинством. Хорошо. — Да, да, помню... Еще новичок. — Помню, помню, вы — Грач... Извлек его бумаги, нашел под письмами. — Кто с вами беседовал?