Сибирские Огни, 1978, № 3

52 Д. КОНСТАНТИНОВСКИЙ дрожат руки, и еще чувствуешь, ,как пульсирует в тебе кровь, но ниче­ го, потерпи, это утихнет; потом утихнет. Вдовин вскочил, стоял, бледный, перед Яковом Фомичом. — Вы там!.. У Якова Фомича вертелось на языке: схлопотал? Примерно так формулировалось в Нахаловке. — Вы, там, со своей высокой наукой! Яков Фомич сцепил пальцы, чтобы унять их. Сделал полный выдох, как учил его врач; задержал дыхание. Вроде лучше. Высвободил пальцы. Отвернулся от Вдовина, подошел к его столу, взял лист бумаги. Это не было внезапным решением, давно в нем это копилось зрело. Он видел немало такого, что вызывало в нем протест; душа его улавливала все, что несло отрицательный заряд, и все минусы оседали в нем и скапливались, этот потенциал рос, напряжение стало уже ве лико и когда-то должно было сработать. Взрыв произошел бы раньше, если б не Элэл, присутствие Элэл все облагораживало и украшало. Без него этот мир сразу становился иным; без Элэл он терял для Якова Фомича привлекательность, и Яков Фомич не видел своего места в нем. А усиление Вдовина в этом мире делало его для Якова Фомича не приемлемым... Другой рукой Яков Фомич ухватился за спинку стула, подтащил его, волоча, поближе. Вдовин наблюдал за ним. Сегодняшнее давление Вдовина было для Якова Фомича толчком; последней каплей; импульсом,— чтобы хлопнуть дверью. Чувствительность к регламентации темы работы составляла важ ную часть его уважения к себе; он не мог допустить, чтобы независи мость его мысли рассматривалась кем-то как своеволие на этом науч ном конвейере... Яков Фомич сел за вдовинский стол,— с краю. Отодвинул, что ему мешало. Он добился в этом мире многих успехов: его исследовательские удачи высоко ценились, а применения своих работ в практике он даже не.всегда знал, они разошлись по самым разным отраслям. Однако те перь все пошло на затухание, он ничего не мог с этим поделать: вс больше сил, времени, души он раздавал на что угодно, только не н свою работу, в лучшем случае — на то, чтобы получить возможность работать; но тогда уж для работы не оставалось ничего,— ни сил, н души, ни времени... Лист Яков Фомич положил перед собой. Он связывал все это с ухудшением ситуации вокруг Элэл. Что-то происходило; что-то переменилось где-то... Из внутреннего кармана пиджака Яков Фомич вынул старую, раз ломанную и замотанную изоляционной лентой школьную авторучку. Затраты на сопротивление всяческим чуждым работе играм все воз растали, Яков Фомич, вслед за Элэл, тратил себя на отстаивание те матики, своего дела... доказывал очевидное, вместо того чтобы добы вать неизвестное. Хуже стало с сердцем, Яков Фомич обращался к врачам, бра бюллетени,— тахикардия, давление,—-но понимал, что не в это ' штука. Вслед за Элэл, он оказался втянутым в какую-то странную, дику для здравого смысла деятельность,— большую, разнообразную, похи