Сибирские Огни, 1978, № 3
ЯКОНУР 23 — Я тебя вызову. Столбов отключил всю эту музыку. Он всегда делал так, уходя. Не хотел, чтоб крик стоял в пустом кабинете. Остановился на минуту. Эта минута всегда была его, только его, собственная его минута, она принадлежала ему, Столбову, лично — и больше никому. Здесь все отключено, значит, здесь его уже нет, а за порог он еще не вышел, в це хах не появился,— он нигде, он наедине с собой. Большего он не мог се бе позволить, но эту минуту держал только для себя. В конце концов, необходимо же ему время, чтобы пройти от стола до двери. И можно чуть промедлить, можно остановиться на зеленой ковровой дорожке, по стоять минуту без тех двух или трех секунд, которые понадобятся, чтоб пройти оставшееся расстояние до двери. Вот стоит он на этом пути, на зеленой дорожке, прочертившей пря мую, кратчайшее расстояние от его стола до двери. Сосредоточенный, подтянутый. Взгляд очень точный; жесткий взгляд. Как обычно, белая рубашка, галстук. Руки его на бортах куртки; тонкие короткие пальцы, нервные, они и сейчас в движении. Вот-вот он пойдет дальше. Нет. За держался. Он вспомнил, как возвращался сегодня на комбинат со второй сме ной, двигался через проходную в толпе людей, с которыми занимался одним делом, для которых его кровное дело не было, он верил, чужим, не было чуждым; как и он, связали они свою жизнь, свое настоя щее и будущее с этим делом, понимали важность его и отдавали ему часть своего существа; то были единомышленники Столбова, его едино верцы. Он не обманывал себя. Он знал, что огромное дело захватывало ходом своим разных людей и по-разному. Делу требовалось множество рук и голов, оно было многолюдным и многоликим, большое его дело; для него это главное дело его жизни, а кто-то связал себя с ним только по необходимости, для кого-то здесь случайное решение, кому-то вре менный выход из ситуации, какие-то люди всегда останутся равнодуш ными исполнителями. Но не это было самым существенным; самое важ ное было то, что все они, независимо от личных пружин, приводящих людей в движение, собрались здесь и, собравшись вместе, делали, кто как мог и умел, одно большое общее дело, их дело. Это чувство общно сти, которое Столбов испытывал каждый раз, когда шел со сменой через проходную,— оно поддерживало его, охраняло и убеждало в его правоте. Он был инженером. Он принадлежал своей отрасли. Он рос вместе с ней. Он отдавал ей себя и взамен получал уверенность, что он — часть огромного, мощного, всеобъемлющего, набирающего скорбеть механиз ма. То, что происходило в мире, работало на его отрасль. Он еще застал время, когда потребность в ней удовлетворялась маленькими опытными установками. Технология была примитивная... За двадцать лет работы он участвовал в одной реконструкции за другой. Процессы стали непре рывными, емкости выросли в десятки раз; конъюнктура в стране— только ушами не хлопай, появилась конкуренция между заводами, вышли на внешний рынок... Цифры на будущее — фантастические. За пятнадцать лет предстоит расширение в три-четыре раза... Он был инженером, и его отрасль мужала вместе с ним. Он был главным инженером. Его дело находилось в его власти, он направлял его своей рукой. Назначение сюда, где все было еще на нуле, поначалу не слишком обрадовало его; карьера Столбова хорошо скла дывалась и на прежнем месте, он был там заместителем главного инже нера огромного комбината; но здесь он получал все дело в свои руки. И притом,— продукция новая, технология— новая, это не еще один ком бинат, как другие, а все — в первый раз. И Столбов согласился. Вот уже есть рост, многое освоили, стали по частям давать продукцию.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2