Сибирские Огни, 1978, № 3

ЯКОНУР 11 Поднялась. Камень все-таки был страшно холодный. Заледенел за долгую зиму. Бедненький!.. Она сняла перчатку и погладила камень. Шершавый... Камень был любимый. Большой валун, в детстве она могла растянуться на нем, она на нем загорала. В середине у него было углуб­ ление, в котором собиралась вода, талая и дождевая, и в первый раз, когда Ольге понадобилось зеркало,— когда оно стало нужно ей впервые в жизни,— зеркало ей дал любимый валун. А еще говорят,— камень. Это яконурский камень! Ольга наклонилась над зеркальцем валуна, уже наступили сумерки, она смогла разглядеть только нос, им она всегда не вполне была доволь­ на, и повернула голову, чтобы видны стали глаза, которые ее больше устраивали. Выпрямилась. Коснулась воды пальцами. К утру замерзнет зеркальце. Надо идти. Положила перчатки на камень, развязала платок и поправила волосы. Я вижу, как стоит она у камня, на берегу, платок на плечах, на ов­ чинной шубке, и отводит волосы назад. Руки ее на висках. У нее длинные густые волосы, пальцы глубоко вошли в нихг и карие глаза — тот же цвет, что и у волос; носом своим она зря не довольна, мне нравится ее нос, нравятся ее глаза и волосы; знаю, она считает, что могла бы поху­ деть, не удовлетворена и тем, какие достались ей ноги, и так далее, и так далее,— что вовсе не означает, будто она не уверена в себе, совсем не означает! А я принимаю ее такой, какая она есть,— крупная, интересная женщина, ей год до тридцати, умница... Вот она уже завязывает платок. Еще раз Ольга провела рукой по камню. Спасибо, валун. Решение было принято. Она пойдет прямо сейчас, сразу. На ней было платье, только се­ годня ею законченное, надела, не терпелось, голубое с матросским во­ ротником, — хулиганка! — но уж такое она хотела, и очень оно ей шло... Отправится так. Ну и что ж, что хулиганка. Хотят, чтоб' у них работала интересная женщина,— пусть терпят. Вот, значит, как! Дожил... Он захлопнул Дверцу и открутил окно; Гена повел машину по про­ спекту. Вот, значит, какие дела! То был хорош, а то стал прошлогодним снегом. Возраст! Ну и что — возраст? Говорить о нем, как о кинозвезде! Мыслимо ли, а? Забыли, что это такая штука, которая всем предстоит. Возраст... Эти намеки! Думает ли он о преемнике... Уж спросили бы сразу, думает ли он о спасении души! Он дотянулся до зеркальца и повернул его к себе. Да, есть кое-что... Лицо в морщинах, кожа с трещинами, даже со сколами какими-то, ну прямо старый пень, да и только, и еще эти тем­ ные пятна, они уже появились, никого не обманешь... Все, что случилось ему передумать о себе и о других, о добре и зле, работе и, черт, счастье... — Мне нужно зеркало. — Гена, тебе не нужно зеркало. — Нет, мне нужно зеркало. — Нет, Гена, тебе не нужно зеркало... > Ну вот, зеркальце отобрали; Старик надулся. А все равно он чувствует себя таким, как на той еще фотографии, на той, которую дали в юбилейном, ему посвященном номере журнала,—