Сибирские Огни, 1978, № 3

Над головой грома уже гремели, колокола неведомые пели, и подгонял неизъяснимый зов. У безотчетной радости порыва в тот редкий миг и я была в плену. Упав лицом в растрепанную гриву, я слушала безмолвно и счастливо возвышенно звучащую струну. На миг себя почувствовала птицей, стремительно летящей над землей,— велев дождю прямому накрениться и даже ветру встречному родиться, чтоб он улегся где-то за спиной. Всего на миг... Да было ль это былью! Еще гроза не стихла, дождь не смолк, но вот уже отяжелели крылья и разлилось недавнее бессилье опять по телу с головы до ног. ...Сквозь мерный шум приливов и отливов мне те колокола едва слышны... Но ждешь,— и он приходит, миг счастливый неудержимой радости порыва — над бездной воздымающей волны. * * * Был день переполнен то смехом, то плачем и топотом радостным крохотных ног, восторгом ребячьим,— а как же иначе! — был голос у взрослых то ласков, то строг. Был день переполнен причудливой смесью... А вечер диктует свою тишину и свет ночника, колыбельную песню и нежности высшего балла волну. Ребенок уснет, приходи подивиться: квартиру как будто бы вихрь навещал,— мячи и машины, колеса и спицы смешались; нет места упрямым вещам. Потрепанный, жалобный вид и несвежий