Сибирские Огни, 1978, № 3
ЗИМНИЕ ЯБЛОКИ 115 — Чего мне ездить? Мне и дома хорошо. — А люди ездят. И везут их машинисты тепловозов; и летчики, и шоферы. Везут и не психуют. Работа такая. Для людей. Ты для людей, люди для тебя. Вон шапку носишь, куртка модная. Кто-то шил. Может, и под праздник. — Знаю я это все. Но почему меня? Что я, один водитель? Нас пятнадцать, а как праздник или что — так меня. — Могу сказать Белоусову, раз такая несправедливость. Он новый, еще всех вас не знает. Просит лично, ну, ему лучшего водителя и реко мендуют. Лучшему всегда трудней. — Не надо ничего Белоусову говорить,— парень помолчал, уже тихо, не сопя, не вздыхая, добавил: — Не лучший я. Ко мне теща при ехала из Сибири, гостей назвали, теперь сидят, ждут. -— Откуда ждут? С танцев? С пьянки? С работы тебя ждут. Пусть теща убедится, какая у тебя нелегкая работа. За это тещи только боль ше любят и уважают. — Да она и так меня любит. Ты, говорит, мой сын, а Танька не вестка. — Вот видишь. Песни должен петь — к такой замечательной теще едешь. Давай, пой песню. Водитель отмяк, улыбнулся, вытащил из-под ног транзистор, вклю чил. Оттуда вырвалось: «...чтобы день начинался и кончался тобой...» Вот какие нынче поют песни. Маргарита была дома одна, когда Любовь Андреевна, сдерживая волнение, вошла в их дом. Свет горел в сенях и во всех комнатах, пахло теплом, пирогом, праздником. Встретились, обнялись. Дом был похож на журавинский, только кухня побольше и с другой стороны от входа,; те же вещи, та же хозяйка. Прямая, остренькая, пробор на голове стру ночкой, и хвостик волос, как прежде, бантиком из шерстяной нитки стянут. Вся будто по линейке вычерчена. Усыхает маленько с годами, но все еще в большом порядке. А тут и голос Павла Ивановича из сеней: — Приехала! А за ним паренек — шофер. — Ящик-то забыли. Я его на крыльце поставил. Занялись ящиком. Внесли в сени. Топором оторвали верхние доски, в холодные сени ворвался звонкий запах крепких зимних яблок. — Вот так, Люба Андреевна, впредь и' будет, когда ни явишься — в зубах презент генеральному директору. За столом он подкладывал ей в тарелку домашнюю снедь — гриб ки, фаршированную рыбу, капусту с алыми бусинами клюквы. ' — Ешь, ешь, где еще такое отведаешь, Колька как? — А что Колька,— вздохнула Любовь Андреевна,— учится. У него дело одно, четкое. Вы лучше спросите, как я. Маргарита выпрямила спину, кончик носа побелел. «А пес с тобой, ревнуй, если ума нет»,— подумала Любовь Андреевна и ласковым, за туманенным взглядом от ударившего в голову коньяка уставилась на хозяина. _ у тебя тоже дело четкое.— Павел Иванович поглядел на нее с грустью. Он всегда грустнел, когда женщины глядели на него вот так, затуманенно.— У вас, у женщин, с возрастом возникает какое-то дет ское желание поныть, поплакаться. Я тебе скажу одно: Плющ человек хороший, и ты человек хороший. Вам еще работать и работать. 1ы ведь чего боишься, что турнет он тебя раньше времени... __ То есть как это «турнет»? — Любовь Андреевна произнесла этот вопрос с удивлением и металлом в голосе. Защитное «то есть как это» выручило и в этот раз, хозяин заморгал желтыми ресницами, потряс 8*
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2