Сибирские Огни, 1978, № 3

106 РИММА КОВАЛЕНКО — Рановато ему, преподает где-нибудь — пестики-тычинки. Био­ лог он . — Понятно. Извините, а родной отец? — Про родного и вовсе говорить не хочу. Она поглядела на него грустно: понравиться мне хочешь своей от­ кровенностью или маму вторую обрести? Поздно, Виталий Петрович, столько я уже своим сердцем наусыновляла, натратила души, столько синяков, шишек насшибала за свое доброе, что нет уже ни желания, ни сил продолжать это дело. — А знаете, что сказал мне профессор Репко, когда я ему показал свой первый чертеж? Он вертел, вертел его в руках, потом уткнулся в шрифт и изрек: «Таким шрифтом, молодой человек, можете смело над­ писывать багаж и отправлять малой скоростью». Она не улыбнулась. Хуже того, сдержала зевок, но дрогнувший под­ бородок выдал. Он не знал, что так с ней бывает в минуты душевного смятения, и обиделся, лицо переменилось — поскучнело. — Я все это проштудирую, Любовь Андреевна. И в самое ближай­ шее время мы встретимся и поговорим. Возможно, у меня ^удут вопросы. — Завтра в двенадцать бюро, Виталий Петрович. — Я помню. По дороге домой ее озарило: ах, вот отчего я такая смелая и непри­ ветливая. Неужто и в самом деле решусь? Сердце екнуло, тревожная, зыбкая отвага затуманила голову: уйду, уйду, попрошусь директором в школу, в самое дальнее село и буду работать. Сама уйду. Не буду до­ жидаться этих.слов... «Есть мнение, Любовь Андреевна, подумать, на­ конец, о вашем здоровье». А где оно, здоровье? Где они, в какой сельской школе сегодня, роб­ кие, любознательные, благодарные ученики? Такое же длинноволосое нахальное отродье, как и везде. Здравствуй, мамочка! Опять ты из меня выглянула. И какие-такие счеты я свожу с тобой, что не люблю быть тобою? Двадцать пять лет проработала она в райкоме, из них пятнадцать вторым секретарем. Вбтретила и проводила пять первых. Все кратные числа. Что-то в ней есть, в этой пятерке, какой-то указующий перст. Пятью девять — сорок пять, баба ягодка опять,— вот какая мура в голо­ ве. А что случилось? Белоусову шестьдесят два, Маргаритке его пятьде­ сят восёмь, а сказать про них, что старики, не скажешь. Сколько у нее костюмов? Штук восемь, не меньше. И еще, наверное, нашила. Детей нет, мужу внушила, что его стиль — старый костюм и новая рубашка, че­ го ж самой не наряжаться. Хитрая Маргарита Степановна, хитрая, рев­ нивая и сухая, а он ничего этого за всю их долгую жизнь не заметил. Посреди центральной улицы, рядом с почтой, стоит бывший дом Белоусовых. Ставни закрыты, калитка настежь. Словно приглашает дом нового жильца, а сам глаза закрыл от грусти и печали. Страшная судьба у домов, которые покидают хозяева. Хуже, чем у собаки. Не за­ воет, с места не сдвинется, стоит, как стоял. Хороший был дом. Ковер на полу в большой комнате — желтый с коричневым, как тигриная шкура. Бездетный дом, оттого не побилось, не потопталось, а зажилось много дорогих вещей. Сервизы, похожие на драгоценные цветы, мягкая мебель без чехлов, ни пятнышка, ни цара­ пинки. И запах там был один, постоянный — того же «Ориона», но без мыльного оттенка и табачного духа. Дома Павел Иванович не курил. И всех уверял, что курит с тоски по Маргарите Степановне, когда ее нет рядом. Вот уж кто умел сказать, мертвый бы улыбнулся. Пил в ком­ пании друзей нарзан из хрустального бокала, болел тогда сердцем, гро­ зила операция, но не мог при своем нарзане отказаться от тоста. Он тогда только заступил первым, гости смущались в его красивом доме,