Сибирские Огни, 1978, № 3

ЗИМНИЕ ЯБЛОКИ 105 — Я знаю,— ответил он примирительно,— только, когда я все это прочту, Любовь Андреевна? — Ночью. Неужто ночами не сиживали перед экзаменом? Лучшее время для быстрого усвоения материала. Вот она — старость. В одну минута пришла и сдавила плечи. По­ явился молодой и привел с собой ее старость. А может, она сама посте­ пенно, потихоньку пришла. Шла, шла, и вот она я, привет. Уже лет пять ощущала Любовь Андреевна, как в ней вдруг оживает и прорывается наружу ее мать. В такие минуты она начинала произносить словечки ма­ тери, с ее интонациями. Не любила в себе это, но сладить не могла. Од­ нажды, схватив за воротник мальчишку, бросившего кусок каменного угля в стекло ехавшей машины, она закричала этим голосом: «Ах, ты, .скотина безрогая! Да ты же, убойная морда, людей мог покалечить». Прохожие вздрогнули, услыхав из ее уст такое, в городе ее все знали. Но никому она не могла объяснить, да и никто бы не понял, кто это из нее кричал в ту минуту. Иногда она подходила к зеркалу и сталкивалась со взглядом мате­ ри. Мать смотрела на нее грозно, с какой-то требовательной обидой. В детстве под этим взглядом Любовь Андреевна цепенела и ежилась, как от холода. Однажды она сказала бывшему первому секретарю Пав­ лу Ивановичу Белоусову о том, что чувствует в себе иногда вот это непо­ стижимое присутствие матери. Он ответил: — Не разводи мистику. Мать тебя родила, она в тебе есть и всегда будет. Ее качнуло, когда они с папками вошли в бывший кабинет Белоусо­ ва. Еще жил тут слабый дух табачного дыма, смешанного с мыльным запахом туалетной воды «Орион», которой Павел Иванович пользовался после бритья. Новый хозяин кабинета не курил, форточки двух окон держал открытыми, но дух старого еще жил, не выветрился. Любовь Андреевна, почувствовав, как ослабли руки и застучало в голове, опу­ стилась на стул возле двери. Новый не переставил мебель,,только на письменном столе появился желтый керамический еж с дырками для карандашей. Занавеси на окнах сияли особой чистотой и пол по-особому лучился, сиял и подмигивал бликами. Навели красоту в честь нового или просто день солнечный, ц лучах которого все заиграло, это уже не предмет для размышлений. Па­ вел Иванович противным голосом произносил такую фразу, когда был ею недоволен: «Люба Андреевна, ну, что за куцые, женские претензии, это же не предмет для размышлений». За долгие годы у нее набралось много фраз, которыми она от него отбивалась. Без промаха же достигала цели только одна, произнесенная надменно, с вопросом: «То есть, как это?..» Белоусов, услыхав «то есть, как это?..», дергал плечом и моргал желтыми ресницами. Фраза долгое время действовала на него парализующе, потом он ее раскусил и в ответ стал сооружать на своем морщинистом лице самую пробойную, как она называла про себя, жабью улыбку. ...— Ночью перед экзаменом я спал, Любовь Андреевна. У нас эк­ замены были — ого-го — битвы на рельсах, баталии. Поп свое, а черт — свое. Творческий подход. Когда такое в точных науках, недоспав­ шему делать нечего на экзаменах. У вас, конечно, гуманитарное обра­ зование? — Педагогическое. — Я тоже чуть учителем не стал. Был бы, наверное, замечательным учителем. В генах у меня учительский зуд сидит :мать учительница и отчим был учителем. — На пенсии, что ли, отчим?