Сибирские Огни, 1978, № 2

ЧЕРЕЗ ОПТИКУ ПАМЯТИ 93 Одной из «слабостей» Рыбалкина была его ревнивая любовь ко все­ му, что связано с Казахстаном, где Тимофей Семенович прожил лучшие годы своей жизни и откуда ушел на фронт. — Вы знаете, что такое Казахстан? —спрашивал он. И отвечал: — Это гигантский сундук, полный сокровищ. Это —хлеб и золото, уголь и медь, сера и платина, мед и кумыс, яблоки и виноград, шерсть и пше­ ница, арбузы и рыба... Это —просторы немерянные, стада несчитанные... А народ там какой! Каждый десятый человек —акын... Нет края краше и благодатнее Казахстана! — Преувеличиваете, Тимофей Семенович! —возражал я,—Видно, не зря говорят, что всяк кулик свое болото хвалит. — Казахстан —болото? —гневно повышал голос Рыбалкин.— Как вы смеете оскорблять мою республику? — А чем она лучше моей? Вслушайтесь: Чу-ва-ши-я! Звучит, как пшеничное поле под ветром,—подливал я масла в огонь. Все новые и новые аргументы приводили мы, азартно споря и от­ стаивая славу своих республик. Но это, конечно, были шуточные споры. И кончались они тем, что мы приглашали друг друга погостить в своих краях после войны. В часы досуга нередко развертывались у нас и беседы о поэзии. На­ чинал их опять-таки Рыбалкин. Встанет, бывало, из-за походного стола и скажет: — Минутку внимания, братцы! Привет вам от Алексея Суркова. Вот его новые стихи. Хорошо поданы —на голубой тарелочке с золотой кае­ мочкой.—И начинал читать: В золоте полдня сосен верхушки, Солнца звенящего —край непочат. А из-за леса тяжелые пушки, ' Не уставая, кричат и кричат. Кто запретит в этот полдень кричать им? Что им до радостной боли зерна? Им ведь не слышно, что вешним зачатьем Каждая травка напряжена... В другой раз, получив почту, Тимофей Семенович торжественно про­ возглашал: — Братья-буквописцы и буквоукладчики! Слушайте новую главу «Василия Теркина»! Самозабвенно, с наслаждением «выдавал» он нам строки бессмерт­ ной «Книги про бойца». Может быть, кто-то читал их лучше, артистичнее, но я никогда не забуду того влюбленного тона, который слышался мне в чтении Рыбалкина. И сейчас, когда я раскрываю поэму Твардовского, в моих ушах звучит рыбалкинский голос. Прочитав очередную главу «Василия Теркина», Тимофей Семенович обводил нас таким победоносным взглядом, как будто сам был ее автором. «Литературные антракты» посвящались Константину Симонову, Се­ мену Кирсанову, Александру Прокофьеву, Николаю Тихонову, Павлу Антокольскому, Маргарите Алигер. Рыбалкин хорошо знал и русскую классическую, и современную советскую поэзию, был жаден до книжных новинок. Он успевал про­ честь все журналы и газеты, доходившие до политотдела дивизии. И все, что волновало, тревожило, изумляло его, редактор щедро переда­ вал нам. Любрвь Тимофея Семеновича к поэзии иногда толкала его на совер­ шенно неожиданные, почти курьезные поступки. Таким поступком, к примеру, было решение, которое он принял, готовя автора этих строк к вступлению в партию.