Сибирские Огни, 1978, № 2
БУРЕЛОМНЫЙ КЛЮЧ 59 дрожащая от избытка мощи сверхзвуковая машина умчит его в чернею щее, забитое мокрыми облаками небо. Теперь все страхи остались поза ди, и он жил настоящим и чуточку будущим, которое свершится вот-вот, сейчас, и оно, это будущее, было до жути прекрасным и манящим, и гор дость переполняла Владимира оттого, что наконец-то ему доверили вы лет ночью по тревоге... — 422-му взлет запрещаю! Владимир не поверил услышанному: он уже весь был там, в полете. Каждая его клеточка была подчинена стремительному разбегу и вдруг... «Не может быть! В чем дело?» Реактивная турбина рычала на взлетном режиме грозно и нетерпе ливо, точно недовольная задержкой, и только мощные тормоза колес удерживали на месте готовую вот-вот сорваться машину. — 422-й,—прозвучал в наушниках гермошлема отчетливый голос полковника Курилова,— вам что, разве непонятно? Заруливайте обрат но на стоянку! Климов в сердцах рванул на себя рычаг управления двигателем — обороты турбины резко упали. Если бы кто заглянул в эту минуту в ка бину, то увидел бы в его глазах слезы. — 422-й, рулите поосторожнее, налетите на фонарь,—предупредили его. Это подействовало. «В самом деле, чего я порю горячку!» —подумал он и, остановив шись, огляделся. Ограничительный фонарь рулежной дорожки был сов сем рядом с колесом, еще бы немножко, и неприятностей не избежать. Он открыл кабину и поднял на гермошлеме щиток: мелкие капли дождя падали на лицо, освежали. «Ну как я мог подумать, что меня мо гут послать в полет? Что за необходимость, если вокруг столько асов!» Он представил себе седой бобрик командира полка и его глаза, чуть насмешливые и все понимающие. Может быть, сейчас, сидя на стартовом командном пункте с микрофоном в руке, он улыбается: «Что, лейтенант Климов, задал я тебе баньку?» Но понимает ли он, полковник, что лей тенант, даже не вылетая на перехват, уже одержал победу, победу над самим собой? Ведь это, говорят, очень нелегко —сломить собственный страх. Постой, а Геннадий. Ведь Воронову тоже давали команду на за пуск двигателя. Почему же он отмолчался, и лишь потом, когда Влади мир послал Дергунова к его самолету, вышел на связь? Неужели у Ген надия и в самом деле была нечаянно отсоединена переходная фишка? А если другое... Если страх ночи оказался сильнее его? Мысль об этом, как заноза, засела в мозгу Владимира. Он уже ничего не мог поделать с собой, и весь путь домой (возвращались все трое пешком, чтобы немного спало напряжение нервов.) он думал о Во ронове. В комнате, не зажигая света, друзья разделись и легли спать. Скри пела кровать под грузным телом Ткаченко. Ворочался и вздыхал Воро нов. Старался отключиться от дум Климов. — Генк, а Ген,—тихо позвал он. — Что? —не сразу отозвался Воронов. — Ты чего не спишь? — А ты? — Я о тебе думаю. — Я не девушка, чтобы обо мне думать. — Скажи, Ген, это правда, что у тебя отсоединилась фишка? — Тебя-то она чего волнует? — Пойми, это очень важно. Для меня,—не унимался Владимир. — Да не в фишке дело. Задремал я просто. Простить себе не могу за эту дурацкую привычку! А когда меня толкнули, я спросонья про фишку и ляпнул! *
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2