Сибирские Огни, 1978, № 2

184 Н ЯНОВСКИЙ колчаковщины, делают такие выводы по ин­ тересующему нас вопросу: «Партизанское движение в таком кре­ стьянском крае, как Сибирь, представляло собой довольно сложное явление. Даже в тех отрядах, где была значительная про­ слойка рабочих, иногда случались серьез­ ные нарушения дисциплины. Сибирские большевики вели настойчивую борьбу с та­ кими отрицательными явлениями, как анар­ хистские тенденции, пьянство и мародерст­ во. Сила партийных организаций Сибири состояла в том, что они смогли многочис­ ленные, часто разнородные ручейки сти­ хийного крестьянского протеста превратить в могучий поток сознательной всенародной борьбы за восстановление Советской вла­ сти. А те отряды или группы, которые не пожелали включиться в этот поток, отбра­ сывались, а я конце гражданской войны ликвидировались самим народом. Так слу­ чилось с анархистскими отрядами Новосе­ лова и Рогова, действовавшими в Томской и Алтайской губерниях» *. Выяснив реальную основу произведения, определив сложный характер партизанско­ го движения в Сибири, нам необходимо теперь разобраться в позиции Вяч. Шишко­ ва, понять истинное его отношение к изоб­ ражаемым явлениям, прежде всего к цент­ ральному образу повести—к Зыкову. В первых главах повес:и Зыкоз изобра­ жен с несомненным авторским сочувстви­ ем. Мы не будем сейчас касаться религи­ озных староверческих мотивов поведения Зыкова. О них верно сказал В. Зазубрин: выделять их с такой настойчивостью, как у Вяч. Шишкова, не следовало: «Христос зовет меня... народ зовет...» и т. п., вплоть до клятвы «всечестному образу» и призы­ вов—«через огонь, через меч мы возро­ дим веру нашу ? святом духе, господе ис­ тинном». Сам же Зыкоз в полемике с отцом-старовером, проповедовавшим сми­ рение, называет другие, земные, действи­ тельные причины: «Рассуди, родитель, не гневайся. Ежели все будем сидеть смирно, аки агнцы, придет волк, перебьет всех до единого, заберет себе все труды наши, вы­ режет скот, разорит пасеки. Сладко ли? Что ж, дожидать велишь? Что ж, прика­ жешь смотреть, как жгут и погубляют це­ лые деревни?» Объяснения такого рода, собственно, и вызывали к Зыкову симпатии читателей, особенно в сочетании с его за­ явлениями: «сердце мое за народ кипит»... Да и по внешнему виду Зыков привлека­ телен: открытое, смелое, с черной оклади­ стой бородой лицо, «в синей рубахе, плот­ ный и широкоплечий, он весь—чугун: грузно давил локтями стол, давил скамью, и пол под ногами скрипел и гнулся». Не однажды демонстрирует он всенародно свою богатырскую силу—поднял, напри­ мер, колокол тридцатипудовый. Крестьяне, наслышанные о ненависти Зыкова к колча­ ковцам, всюду хорошо встречают его, снаб­ жают фуражом и продуктами, объясняют, почему они готовы ему помочь: «Ну от правительства от сибирского житья не ста-1 1 История Сибири, т. 4, Л., «Наука». 1968. стр. 115—116. ло. Набор за набором, всех парней с му­ жиками, пятнай их, под метелку вымели. А придет отряд—всего давай. А нет—в нагайки... Ежели чуть слово поперек—ви­ селица... Во-о-о, брат, как. Опять же черти- собаки...» Но Зыков не поддержал разгово­ ра о сибирском правителе, о чехословаках, он прежде всего поинтересовался, хорош ли у них поп, не обижает ли. И услышав, что на колокольне церкви стояли колчаков­ ские пулеметы, приказывает ее разрушить, чем приводит крестьян в недоумение. «Ну?1 Пошто это?—опешили крестьяне.—Мешает она тебе?» Проглянуло нутро фанатика- старовера, началось авторское обличение Зыкова и зыковщины не декларативным способом, а художнически, через проник­ новение в характер героя, в психологию масс, которых Зыков здесь ярче, чем кто- либо другой, представляет. О «сказочной пронизи» в обрисовке З кова наговорено много. Якобы эта злопо­ лучная «пронизь» и свидетельствует о том, что автор идеализирует, поэтизирует и воз­ величивает Зыкова'. И никто почему-то не взял в расчет тот общеизвестный факт, что этический пафос сказок всех народов не только в поэтизации, но в равной мере и в обличении, в поэтизации добра и обличе­ нии зла. Вяч. Шишков, будучи создателем нескольких сказок, несомненно знал об этих особенностях сказки. «Сказочная про­ низь»—увеличительное, стекло, необходи­ мое ему для того, чтобы крупно показать читателю зыковщину в ее отвратном виде. Отсюда острота, или, как определил Л. Ти­ мофеев, «сенсационность сюжета», отсюда горбун с топором, горбун-убийца, нравст­ венный урод, отсюда говорящая фамилия зыковского приспешника Срамных, явно и тайно выполняющего самые грязные дела, вплоть до убийства отца Зыкова и старца Семиона по его, Зыкова, собственному за­ данию, отсюда гульба на улице—с блина­ ми и водкой, с глумливым переодеванием, с коврами и цветами, вытащенными на мо­ роз, отсюда же чугунный безмен Зыкова, которым он самолично и по произволу вер- плит суд и расправу, как любое сказочное злое чудище. За внешней мощью, за кра­ сотой словес о защите интересов народа Вяч. Шишков видит и рисует темь в душе героя, черную злобу и предельный прими­ тивизм мышления. Уже на 23-й странице романа мычитаем: «Зыков, прищурив глаза и опустив голову, всматривался в свою по­ качнувшуюся душу, читал будущее, хотел прочесть все, до конца, но в душе мрак и на дне черный сгусток злобы.И лишь бли­ жайшее будущее, завтрашний день, было для него ясно и четко». Далее и до конца романа Вяч. Шишков развенчивает Зыкова, снимает с него ореол борца за веру, за правду, за народ. Кто положил начало разбою в занятом городке? Сам Зыков, хотя внешне, на сло­ вах он требовал соблюдения порядка, даже казнил одного уличенного насильника. Вот оно, одно из первых зыковских деяний. Заняли двухэтажный дом купца Шитикова: «В глазах Зыкова Шитиков мгновенно уви« дел свою смерть. Кособоко откачнулся и,