Сибирские Огни, 1978, № 2
180 Н. ЯНОВСКИЙ В. Г. Яковенко честно признавался, что в литературе он «мало понимает». Однако ведь те, кто методологически следовал за ним, рассматривая художественное произ ведение как иллюстрацию к некоторым вы веренным историческим м политическим истинам, были по преимуществу литерато рами или учеными-филологами, безусловно имевшими представление о роли художест венной фантазии в работе писателя. Хотя рецензии были до чрезвычайности отрицательными, они на первых порах не очень беспокоили Вяч. Шишкова. В письме иП. С. Богословскому от 21 августа 1925 го- да, посвященном «Ватаге», он спокойно сообщал, ни словом не обмолвившись о резкой критике произведения: «Место действия—г. Кузнецк, Томской губ., на реке Томи, маленький городок в предгориях Алтая (Кузнецкий Алатау). Вэтом месте, в год падения Колчака и при Советской власти оперировала ватага пар тизан—местных (алтайских) молодцов Ро гова и Новоселова. В Кузнецке зимой 1920 года (или 19-го, я забыл) дня 4 гулял с ва тагой Рогов. Об этой гульбе мне передавал живший в то время в Кузнецке один вид ный коммунист...» *. Писателя сразу поразила жестокость Ро гова и его приспешников, и он решил на писать рассказ, естественно, перепроверив факты по всем другим доступным тогда ему источникам. В письме, то и дело под черкивая документальную основу свое го произведения, он так говорил о его за мысле: «Имеется краткое описание этого темно го дела. По официальным сведениям, уби тых шайкой Рогова было около 500 чело век. Ярешил на эту тему написать рассказ. Это сделать мне было не трудно: в Кузнец ком Алатау я провел два сезона—с весны до снега н прекрасно знаю топографию, жителей и быт. Впроцессе писания расска за мне захотелось вскрыть душу руководи теля ватаги... А для этого потребовалось развернуть широкое полотно, взять полу- сказочную (в некоторых местах) словесную форму и усложнить фигуру вождя. Вместо Рогова получился мой сказочный чугунный Зыков, вместо рассказа—роман...» Письмо это необходимо привести почти полностью, потому что оно в чем-то су щественном дополняет известное авторское предисловие к «Ватаге». Подготавливая в 1926 году Собрание со чинений, Вяч. Шишков включил в него и «Ватагу», снабдив специальным предисло вием-ответом на раздавшиеся в печати су ровые обвинения. В предисловии автор произведения обратил внимание читателей на несколько важныхмоментов. Первый. «Было бы несправедливо не только по отношению к партизанскому движению сибирского крестьянства, но и по отношению к автору искать в романе «Ватага» отражения этого великого движе ния во всей его многогранности». 1 В. Я. Ш и ш к о в. Неопубликованные про изведения. Воспоминания. Письма. Л.. 1956. стр. 258. Второй. «Она была—эта зыковщина, она имела своих вожаков, но в ее жестоком разгуле и неизбежной ее гибели не следу ет искать типичных черт для всей сибир ской партизанщины». Третий. В ходе исследования этого ре ально существовавшего явления его захва тила сложнейшая задача—«поставить в центре романа психологию масс, лишен ных идейного руководительства» *. Внимательное изучение этих положений позволяет сегодня утверждать, что Вяч. Шишков в своих взглядах на историю и на ее отражение в литературе смотрел про ницательней и дальновидней, чем его дав ние и недавние критики Он справедливо утверждал, что партизанское движение— явление сложное, неоднородное, много гранное, что «зыковщина», что бы ни гово рили о ней,—исторический факт, требую щий объяснения. В 1930 году в статье «Кое-что о труде писателя» он снова пов торит то, что написал в предисловии к ро ману в 1926 году, и еще раз разъяснит, каким на самом деле выглядит у него Зы ков, какое действительное место занимает он в ходе гражданской войны по роману, а не по выдумкам его критиков: «В нем—бандит, анархист Зыков, быв ший руководитель партизанского отряда, вначале верный рабоче-крестьянской власти, Ьотом, в силу своей натуры и пол ного непонимания задач времени, оторвав шийся от нее». Упора на классовую природу «зыковщи- ны» в этой характеристике нет, но, далее, поскольку в предисловии писатель говорил о «зыковщине» как о «своеобразной фор ме сибирской пугачевщины», он уточняет и свое толкование этих понятий, исвое опре деление подлинного источника «стихийно го» неорганизованно-бунтарского в движе нии народных масс России. «В процессе же работы мне пришла мысль, что «зыковщина» и «пугачевщи на»— родные сестры, что мужик— каким был при Иване Грозном, царе Петре, Ека терине, таким в своей массе и остался до последнего времени, что царизм за многие сотни лет не пожелал вытащить класс кре стьян из полускотской жизни. Словом, мне захотелось обе эпохи—«пугачевщину» и «зыковщину»—сблизить, сопоставить, дать читателю возможность сделать соответст вующие выводы»1 1 2. Иначе сказать, источником «стихийного» в революционном движении является кре стьянская вековая темнота, сознательно культивировавшаяся царизмом, иначе ска зать, класс крестьян в массе своей органи зующим первоэлементом победоносной ре волюции стать не может, и досконально знать его психологию, особенно в период крупных поворотов истории, ой как необ ходимо. Однако шишковское предисловие-ответ и последующие шишковские пояснения лишь подлили масла в огонь. С этих пор во 1 В ач . Ш и ш к о в . Поли. собр. соч., т. 5. М.—Л., Зиф. 1927, стр. 5—6. 2 Сборник «Как мы пишем». Л., 1930. стр. 200.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2