Сибирские Огни, 1978, № 2

ВОЗВРАЩЕНИЕ В МАРЬЕВКУ 161 в Марьевке, виднее «жизни основа основ», выговаривает нешуточные слова: Нашей Марьевке и многим В коммунизм идти быстрей Не дают пока... Дороги. Повседневные наблюдения поэта над ре­ альной жизнью многое дают ему, многому учат, на многое помогают уточнить его взгляд. В том числе и на взаимоотношения жизни и поэзии, на роль и место поэта в этой жизни. Тоже, как видим, мотив не но­ вый в работе поэта, но и сейчас продолжа­ ющий интересовать его. И вновь возвра­ щаясь к этой теме и не отказываясь ни от чего в своих прежних взглядах, оставаясь верным главному выводу, сделанному им для себя раз и навсегда—о том, что пбэт есть служитель народа,—но видя, как труд­ на порою эта жизнь народа, особенно жизнь сельчан, которым во имя производства хлеба насущного приходится иногда отда­ вать все свои силы, без остатка на что-либо иное, он идет сейчас дальше в развитии этой мысли о подчиненности искусства жиз­ ни, доходя почти до самоуничижения. О Марьевка моя. Догадкой оглоушен: Ты родила меня, А я тебе не нужен. Ну что моя строка Для всех твоих рассветов! Сам вижу, что пока Тебе не до поэтов. Не умаляют ли эти строки роли и поло­ жения поэта в обществе? Отнюдь нет! Та­ кое предположение свидетельствовало бы о поверхностном понимании того, что ска­ зал поэт. А сказал он то, что говорил уже не однажды: живая жизнь выше поэзии, ибо она—первооснова всего, в том числе и поэзии. И потому-то истинным поэтом яв­ ляется лишь тот поэт, который сознательно подчиняет свою песню служению народу, кто, приумножая жизненные радости наро­ да, выискивает, по выражению самого Ва­ силия Федорова, «первопричину болей» этой жизни, чтобы помочь устранить их! И невольно вспоминаются строки: Счастливым быть Мне стыдно одному. В книге «Как цветы на заре» эта краткая формула о всеобщем счастии как непре­ менном условии счастья личного находит новое подтверждение и развитие в стихот­ ворении «История болезни». Мечтая о сча­ стии «во всем мире», который лирическому герою хотелось бы излечить от поразивших его социальных и экономических «болей», поэт, полностью разделяющий здесь забо­ ты своего героя, грустно и доверительно признается: Ах, в нем То плач. То стон. В огне земля и небо. П о з д о р о в е л б ы он. И я п о з д о р о в е л бы. 1 11 Сибирские огни К» 2 И в эти минуты, в минуты горестных раз­ думий, как, впрочем, и вминуты ликований, поэт прибегает к одному пристанищу— родной земле и ее народу, находя утеше­ ние в его повседневных делах и заботах, в его, пусть и негромких, но важных для поэ­ та радостях, ибо радости эти связаны с главным и насущным. И хорошо душе моей. Смеюсь я, радость не скрывая. Когда воскреснет дух полей В моем румяном каравае. * * * Художник, даже если он таковым рожда­ ется, должен строить себя. И строит он се­ бя всю жизнь, постоянно выискивая источ­ ники тока жизни и подключая к ним свое сердце. Эти источники многообразны. Од­ ним из них являются живые и животворя­ щие родники отчей земли, отчего дома. Это—та сеть, подключение к которой всег­ да плодотворно. Чтобы не ходить далеко за примерами, стоит вспомнить хотя бы ельнинскуюдеревню Глотовка, где родился и вырос Михаил Исаковский и песни кото­ рой позднее отозвались в самой значитель­ ной его книге стихов «Провода в соломе», или смоленское же Загорье Александра Твардовского, на полях которого были под­ слушаны и «Сельская хроника», и «Страна Муравия», или вологодскую деревню Блуд- ново и Бобришный угор, давшие Александ­ ру Яшину его «День творения». А можно еще припомнить и белорусскую речку Бе- сядь, на берегах которой завязались мно­ гие баллады и песни Аркадия Кулешова, и чувашскую деревню Сиктерме, одарившую Педера Хузангая циклом лучших его стихов под тем же именем, которым звалась и его родная деревня,' и Чегемское ущелье в Балкарии, где Кайсыном Кулиевым были впервые произнесены строки его стихов и поэм, составивших позднее «Кни­ гу земли». Книги лирики Василия Федорова «Третьи петухи» и «Как цветы на заре»—из этого же ряда явлений и по природе происхож­ дения, и по глубине отражения в них на­ родной жизни. По прошествии многих лет и многих до­ рог поэт и человек «насквозь деревен­ ский», «марьевский и поступью и родом», Василий Федоров вернулся в родную Марьевку. И она, благодарная поэту, от­ крылась перед ним, как родная мать от­ крывается перед сыном,' и одарила его всем, что имела,—от сокровенной думы до заветной песни. И поэт, приняв этот пода­ рок, переложил услышанные им думы и песни родной деревни в свои стихи, кото­ рые и составили две последние его книги лирики и незримо вошли в его другие сти­ хи и поэмы, уже написанные и нам извест­ ные, и еще не написанные, творимые поэ­ том сейчас. Родник меня роднит С родимою природой.—