Сибирские Огни, 1978, № 2

14 А. ДЕМЧЕНКО — Эй вы, писари, скоро ли там кончите бумагомарательством за­ ниматься? Ему никто не отвечал. И тогда он возмутился: «А что я, лысый? Тоже напишу! Куда? Да хотя бы в детдом! Должны же меня там пом­ нить?» Он вырвал из тетради чистый лист, взял авторучку, примостился у окна. О чем же писать? Что он, Генка Воронов, уже заканчивает учили­ ще и совсем недалек тот день, когда на его плечи лягут офицерские по­ гоны? О том, что сегодня у него произошла остановка двигателя в воз­ духе и он не растерялся? Или о том, что ему особенно неприятны вот такие минуты, когда кто-то кому-то пишет, а он мучается, не знает, ку­ да себя деть? Странно, слова никак не хотят складываться: в предложе­ ния. Слова не ложатся на бумагу. Он покосился на Климова, позавидо­ вал, как бойко у него пляшет перо. Уже два листа исписано, а перо все пляшет и пляшет. С чего же начать? Генка вдруг озлился. С какой, собственно, стати он должен уметь сочинять письма, если за свои двадцать два года еще и строчки никому не написал? Ну, у Климова или у Ткаченко понятно, эти — «благопо- лучненькие», у них —папы, мамы. А кто у Генки? А у Генки —никого. Мама... Добрая, тихонькая, слезливая. Только такой и запомнилась она Воронову — маленькой, всегда ласковой, болезненной. Отец был полной противоположностью. Его Генка редко видел в доме, а если и видел, то вечно пьяным, крикливым и буйным. Когда он появлялся в доме, то начинал кричать и бить мать. Генка в страхе убегал на улицу и возвращался лишь тогда, когда отец засыпал. Однажды Геннадий проснулся от пронзительного вскрика матери. Он увидел отца, страшно пьяного,- с помутневшими глазами. Мать ле­ жала на полу, а отец тупо, методически пинал ее ногами. — Мама! — в отчаянье закричал мальчик и ухватился руками за отцову ногу, отведенную уже назад для очередного удара, но отец лег­ ко, как котенка, отбросил его в сторону и с еще большим остервенением ударил мать. Не помня себя, трясущийся от страха и обиды, Генка запустил в ненавистное, перекошенное злобой лицо отца увесистую хрустальную пепельницу. Отец схватился за голову. Заливая глаза, обильно лилась кровь, и он, натыкаясь на стулья, выставив вперед огромную окровавленную пя­ терню, двинулся на сына... Он схватил Генку за плечо, другую руку, сжатую в кулак, отвел назад для замаха, но в последний момент будто что толкнуло его, и ку­ лак разжался. Генка отлетел в сторону, ударился головой о стену и словно провалился в яму. Очнулся он оттого, что волны нежно покачи­ вали его на своей поверхности, они качали, качали его, омывая лицо и вызванивая какую-то однотонную мелодию. Потом волны перестали его качать. Он открыл глаза, увидел над собой залитое слезами лицо отца, услышал стенящий, рыдающий голос: — Сын... сын... сыночек мой... ...Воронов вздрогнул. Уж сколько лет с той поры прошло, уж нет ни отца, ни матери, оба покой обрели на тихом деревенском кладбище под густыми вечнозелеными соснами, что, как часовые, высились над земля­ ными холмиками, а в глазах, как сейчас, чудились растопыренные, все в крови, отцовы пальцы, нацеленные прямо на него, Генку... Геннадий отодвинул от себя ручку, в задумчивости снял с руки ге­ неральские часы, стал рассматривать их. Ничего особенного, обыкно­ венный старомодный циферблат, истертые бока у корпуса, на обороте выгравированная надпись.