Сибирские Огни, 1978, № 2
БУРЕЛОМНЫЙ КЛЮЧ 13 неважно где, охранять воздушные рубежи Родины, рисковать жизнью. Стоило всего лишь нажать на красные поручни по обе стороны от ка тапультируемого кресла — и пушечным выстрелом его выбросит из ма шины, сработают автоматы, над головой хлопнет белоснежный парашют и бережно опустит на землю. Но Генка в те минуты даже не вспомнил о катапульте... Когда Воронов подошел к инструктору, тот обнял его и поцеловал: — Так и впредь держать! — Будет и впредь, товарищ командир! —бодро ответил Генка. — Испугался? — спросил Ведерников. — Нисколечко! Только здорово пить хочется,— Генка облизал бе лые пересохшие губы. Из летного домика вышел начальник училища, высокий, грузный генерал. — Кто Воронов? — спросил он. Инструктор подтолкнул замешкавшегося было курсанта. Воронов сделал вперед шаг: — Курсант Воронов. Генерал внимательно посмотрел на чернявого крепыша, с одобре нием сказал: — Молодчина, не растерялся. — Как учили,— потупив в пол глаза, скромно отозвался Генка. — Кто учил? — Лейтенант Ведерников. Генерал взглядом отыскал разрумянившегося Ведерникова и тор жественно объявил: — Курсанту Воронову и лейтенанту Ведерникову объявляю благо дарность! — Служим Советскому Союзу! — Хорошо служите! —одобрительно произнес генерал.—А курсан та Воронова за проявленные в аварийной ситуации выдержку и хладно кровие награждаю именными наручными часами! Свою награду вы по лучите через пару дней, а пока...—- начальник училища снял со своей руки часы, протянул зардевшемуся от смущения Генке,— а пока носите мои. Да не потеряйте, их мне еще сам Покрышкин на фронте вручал. * * * Воронов слонялся по казарме, не зная, куда себя деть. Было «лич ное время» —час, отведенный по воинскому распорядку дня, когда кур санты предоставлялись сами себе. В этот час —никаких построений, никаких иных дел, кроме личных. И вчерашние мальчишки, тосковав шие по отчему дому, изливали на бумаге эту свою тоску-разлуку с ма терью, отцом, с заветной девушкой. Не все любили в школе писать со чинения, но почему-то, оказавшись вдалеке от родного дома, они почти все становились поэтами и писали порой такие трогательные письма, что прочитай их даже самый черствый человек, и тот прослезился бы: столько души, столько дорогого и сокровенного было в этих курсантских письмах. Сидел в ленкомнате Владимир Климов с отчужденным и печально радостным лицом, рядом изогнулся в дугу над листом бумаги счастли во-озабоченный Виктор Ткаченко. Сидели над письмами другие кур санты... А Генке некому было даже привета передать. Он то потерянно бродил по коридору, то заглядывал в ленкомнату и сделанным равнодушием посмеивался:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2