Сибирские Огни, 1978, № 2

Опять помчалась, Вера, Верочка... И, словно мне укор живой, стояла сиротливо веточка багульника — подарок твой. 11 Легко ль купить себе воспоминанья! Пожалуйста,— в морозный белый день — за рубль — багульник. Веточка в стакане вдруг воздвигает в памяти ступень. Здесь страх и риск: на ней не оступиться б (ведь, в основном, по ровному идешь), передохнуть, присесть, прикрыть ресницы, вздохнуть легко, быть может,— и хорош! Но ворвались вдруг: половодье речки, сиреневые буйные кусты. И Верин смех отчаянно-беспечный, лица бурятско-русские черты. Там надо всеми, кто мелькнул случайно, над тем, кого вернуть не суждено,— ее руки изящный взмах прощальный, растаявший от времени давно. То взгляд настороженный и колючий подсунуть память резвая спешит... Багульника шершавый, смуглый лучик в тепле от недоверия дрожит. 12 Вдали — за степью, лесом, за морем, где тень деревьев — на крыльцо, живешь в холодном слове «замужем» и носишь тонкое кольцо. Твой замок — с черепичной крышею, устеленный коврами дом. И голуби, питаясь крошками, воркуют под твоим окном. Я представляю: ты — худышкою с крыльца сбегаешь к ним легко. Как голуби, питаясь крошками, не любишь суп и молоко, но в замке все давно проверено — пьют молоко по вечерам.