Сибирские Огни, 1978, № 1
СВЕРЧОК 7 был там! Что за сон! Часа четыре покоя, и он поднимался раскованный, с ясными мыслями и жадным желанием работы. Нигде он прежде себя так не чувствовал, нигде так не спал. Но случались иные ночи, когда он не мог сомкнуть глаз, перенасы щенный впечатлениями дня или утомленный тем, что провел за столом весь день, подхлестывая себя крепким кофе. Вчера-то и был для него такой изнуряющий день. Работа не шла, он комкал страницы, рвал, вновь принимался — лишь бы не дать себе воли расслабиться. К вечеру только ему удалось прибавить к написан ному какую-то малость. Видно, время настало отвлечься, переключить ся на что-то другое. Скоротав кое-как недолгую летнюю ночь, Карамы- шев ушел по росе с этюдником к речке, на окраину бора. Акварели ему удавались неплохо... Но .сегодня опять почему-то не шел к нему сон. Ворочался долго на мятом, спрессованном сене, закрывал глаза — напрасно. Даже предчув ствия сна не было. Душа находилась как бы в томительном ожидании чего-то. Грозы? Буреломного ветра? Обвального ливня, когда будет течь во все щели, сытно чавкать под водосточной трубой и хлюпать в траве у завалинки? Но пока было лишь напряженно и тихо. На станции, где-то в полки лометре отсюда, лязгал, пыхтел маневровый. По шоссе отдаленно при вычным потоком бежали машины. В открытый зев чердака лезла мягкая темнота. Кедры, что обступали усадьбу с разных сторон, были неразли чимы в отдельности и сливались в сплошную черную массу. Тревога, неожиданно поселившаяся в Карамышеве, наконец, улег лась, уступив место спокойным и сладким думам... * * Как уже было не раз, он начал тешить себя приятными размышле ниями о том, что правильно сделал, сняв комнату здесь, в Петушках. Тут летом чудесно и близко от города. Есть речка и пруд. Есть холмы и до лины. И кедры! Целая роща старых и молодых исполинов... И было бы вовсе прекрасно, думал Карамышев дальше, прожить в Петушках не только все лето, но и всю осень, а может, и зиму — до самой весны... Пожить бы вот так, без суеты, домоседно, поразведать побольше судеб людских со всем их счастьем-несчастьем, добром и злом, со всем тем простым и сложным, из чего складывается жизнь человеческая, чем полна она и значительна, чем пуста и безобразна. Так думал Карамышев, уже совсем успокоенный, готовый вот-вот погрузиться в приятный глубокий сон. Но снова, как в полдень у речки, порывом качнуло деревья, громых нуло железным листом на сарае, кедры запарусили густыми вершина ми— зародился их протестующий, всеохватный ропот. Забренчали, забарабанили струи — по траве, по ветвям, по крыше, начало лить без грома и молний, но с тугим, жестким ветром. Сухой до этого воздух на чердаке отсырел, в щель у печной трубы текло тонкой звенящей струйкой. Карамышев ожидал, что теперь так и будет всю ночь поливать, а то и весь завтрашний день, и кислая эта погода прибавит в душе тоски... Однако и ветер, и дождь перестали часа через два. Карамышев под винулся к чердачной двери и увидел чистый, умытый, осколочный свет звезд. Он так был захвачен их немым сиянием, что пораженно замер и долго лежал на спине, запрокинув лицо к небу. И сон был опять от него далеко... I
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2