Сибирские Огни, 1978, № 1

86 ВЛАДИМИР КОЛЫХАЛОВ ся даже боялся! Он испытывал жалость ко мне. Жалость взрослого мужчины к девчонке!.. Помните, я вам говорила, как мы на «Тобольске» ехали? Да... Он подхватил меня, полуобморочную, на руки, и я на ка­ кое-то время забылась, забылась с остро пронзившей меня мыслью, что вот теперь оно все и случится, случится то самое, чего я ждала и жела­ ла, пусть безрассудно, глупо, но желала до крика, до слез... Сцепив на коленях руки, облитая бледностью, Туся продолжала го­ ворить как бы ни для кого, в пустоту: — Сейчас я едва ли могла бы такое с собой допустить. Но тогда... Он отнес меня, всю покорную, ждущую, положил на диван и стал гла­ дить по голове, по щекам, успокаивать. А я, очнувшись, ловила губами руку его, целовала... Он не сразу, но тоже начал меня целовать, шеп­ тал что-то мне и все просил успокоиться... Называл меня «милой девоч­ кой», а я его— «светлый князь». И эти мои слова шли из такой глуби­ ны, такой были страстью согреты, что я и сейчас повторяю вам их без стыда... «Светлый мой князь!» Ему это нравилось. Он смеялся, счастли­ вый, и начинал меня страстно ласкать... Да было ли так? И будет ли снова когда? Она захлебнулась слезами, но овладела собой и умолкла. Локти ее . выставились по сторонам посинело и остро, плечи расслабились немощ­ но. Ей было трудно дышать... — У меня есть сухое кавказское,— сказал Карамышев. — Да... Хорошо... Налейте немного... Карамышев ей налил и себе. — Лучше стало. Спасибо,— сказала Туся через минуту.— Да... Мы ездили с ним по северу, по нашим большим новостройкам. Я насмотре­ лась такого и столько, будто в короткое нремя целую жизнь прожила... Потом поселились мы в Нюрге. Вот где тишина! Такой и в родных Пе­ тушках моих нет... А погода стояла! Солнце ходило по чистому, ясному небу, долго ходило, золотом поливая водную даль, поднебесье и лес..; — Душа у вас чувственная, поэтическая,— вырвалось у Карамы- шева. — Не хвалите меня! Я вас об этом и раньше просила... В Нюрге так было славно и дивно, что я забыла о доме, никуда не хотела оттуда и ничего не желала, только бы он был рядом, со мной. Мой дух витал где-то там, высоко... Ночевки в стогах... Рыбйлки и ночи на песчаной косе у костра... Он работал. Он много работал! Однажды сказал, что будет писать мой портрет. Он усадил меня на большую доху — огром­ ную, из двадцати собак, из одних только спинок, подобранных под красных лисиц. Доху постелили в тени, род черемухой Я села бочком, поджав под себя колени. Свободная, вольная поза... Солнце сквозь вет­ ви пятнало меня. Пятна искрились, переливались от легкого ветерка. Должно быть, все это было красиво и необычно... Портрет был готов дней через пять. Сергей Александрович нашел ему место в простенке. Свет падал так хорошо, что я смотрелась на полотне как живая... Он сказал, я дословно помню: «Пока этот дом здесь стоит, до тех пор ви­ сеть и портрет этот будет!»... Мы с ним любили гулять по вечернему ле­ су. В сумерках бывает так много настороженности! Смотришь на куст, и кажется, что вот сейчас выскочит зверь или вылетит птица. Или что- то услышишь издалека — донесется какой-нибудь звук, таинственный, непонятный... Скажите, Олег Петрович, бывало так с вами? — Бывало. И часто! — В такой вот час тихих сумерек мы услышали нарастающий ро- коток мотора. Вышли на берег и видим: идет катерок, неказистенький, куцый и прямо по ходу к нам. Сергей Александрович суденышко это узнал и нахмурился. Но гости есть гости, хоть и непрошеные. Их надо встречать..;.