Сибирские Огни, 1978, № 1

64 ВЛАДИМИР КОЛЫХАЛОВ «И на пароход я сегодня впервые по трапу взошла. Не будь вас, наверно, этого долго б еще не случилось... Смотрите, красиво как! Ве­ чер... Закат... Река...» «Со мной, Туся, это все с детства. Я наши сибирские реки люблю! Ширь... Разлив... Медлительная сила... Все в них волнует меня! И ти­ хая гладь с переливами, и набежавшая рябь, и волны, и черное бешен­ ство бури, когда не знаешь, как передать красками это тревожное со­ стояние, потому что вода и небо слились, смешались в цвете, точно растопленные металлы.— Сергей Александрович вздохнул с какой-то милой, трогательной досадой.— А на Оби у нас именно так и бывает! Очарование не броское, но изменчивое. Передать его трудно». «Не говорите так. Я все равно не поверю. Ваши пейзажи тонки, тревожны. Они как окно, раскрытое в мир. И в них ощутимы приметы нашего беспокойного времени! Зрители чувствуют это и пишут вам теп­ лые отзывы». «Я собой не всегда доволен, но меня похвала ваша трогает. Таков человек по природе своей! Ему даже в дружбе нужна капля лести. Нуж­ на, «как смазка'для колес», говорит Толстой в «Войне и мире». В задумчивой сосредоточенности лица Сергея Александровича бы­ ло что-то от прекрасных рублевских ликов. Пожалуй, вот это: тонкое постоянство линий, мягкий овал, заостренный правильный подбородок и правильный нос — утонченность всего его облика и то, что можно наз­ вать сречением души. Соснин весь был распахнут, открыт и доступен. Цельность его натуры была очевидна. «Вы ведь, Сергей Александрович, здешний? — тихо спросила Туся, как бы боясь потревожить его.— Едем на родину к вам, или я оши­ баюсь?» «Не ошибаетесь, Туся. Я нарымский чалдон, чем и горжусь. Отрад­ но, что вот и наша земля — глухомань, комариное царство — дождалась больших перемен. Открыли и нефть, и газ, и руду. Нефтепровод прокла­ дывают через болота и топи. Поражаюсь, с какой это силой и Дерзостью делается! Не знаю, хватит ли моего мастерства, чтобы в. своих картинах передать хоть сотую долю увиденного и осмысленного. Я не пасую, пой­ мите. Но по-моему, Туся, настоящий художник, если он подлинный до конца, все же робеет перед величием жизни, потому что он понимает, что действительность всегда будет ярче, богаче, что дойти до глубины и постигнуть ее не так-то просто. Жизнь — океан, а черпаем мы лишь кру­ пицу. И обидно бывает, что человек, создающий все эти заводы, гигант­ ские комплексы, трассы, часто бывает плохо написан, изображен... Простите, что докучаю собственными заботами». «Докучаете? Да я знаете как вас слушаю! Со мной никогда не бы­ ло, чтобы я забывала себя... Говорите, рассказывайте! Мне все интерес­ но, все! Вы же писали мне, что бываете здесь каждый год. Я и предста­ вить себе не могу, сколько у вас впечатлений накоплено!» «Поверьте, Туся, без этой земли я жить не могу. Где бы ни ездил, ни путешествовал, а все о ней думаю! В Нюрге, под крутояром, в ста ша­ гах от реки, домик стоит. Я сверху его по бревнышку перетаскал. По­ ставил, оградой огородил... Сени, навес, площадка под окнами... Приез­ жай и живи, работай! Лучшего места на свете не знаю, так сильно во мне чувство «малой родины». «И к морю не манит вас?» — Туся смотрела на кипящую струю за бортом. «Море манит, но манит по-особенному. И не надолго! К морю едешь как в гости, а сюда — как домой. Да это и есть мой дом!» «Нюрга — что, место такое, деревня, село?» — спросила Туся. «Деревня была. Когда-то! Моя, родная... И дом, что я по бревешку перекатал, тоже родной мой, нюргинский. Много лет он стоял на горе