Сибирские Огни, 1978, № 1
СВЕРЧОК 61 Туся закрылась во флигеле и безутешно плакала, сжимая подушку до боли в пальцах. Неприятность должна была неминуемо быть. Она это знала, предполагала, что Афродита Корнеевна может браниться, но уж никак не такими словами. Чернее брани Туся Пшенкина в жизни своей еще не слыхала. И брани такой она не заслуживала... «Теперь я должна ему написать. Написать и признаться в чувствах. Он поймет и меня не оставит одну. Одну, и такую несчастную!» Щека ее лежала на мокрой наволочке. Туся осознавала, что это от слез, и находила в том облегчение... Едва такси увезло чету Сосниных в город, как в запертую на ключ дверь сердито застучали. Туся узнала крепкие кулаки отца. Она мед ленно встала с кровати, оправила платье и, не испытывая ни малейшего страха, подумала чуть ли не равнодушно: «Сейчас они будут судить меня. Судить ни за что. Надо бы им по дождать до весны, уж тогда они будут иметь свое полное право пока таться на моих косточках. Ведь суд неправый не толкает разве ослуш ника пойти и сделать то самое, за что безвинно его осуждали?» И она повернула ключ... Дверь отворилась. Разъяренный Автоном Панфилыч ротряс стены рычанием: «От кого закрываешься, а?! Убью!!» Но за спиною отца была мать. Фелисата Григорьевна успела схва тить занесенную для удара руку и повелительно, хоть и спокойно, про говорила: «Ступай-ка в дом, оставь нас одних. В женских делах лучше жен щинам разбираться». Автоном Панфилыч поматерился, поплевался и, сникнув как-то, бо ком выдавился из флигеля... «Что у тебя было с ним, с художником этим? Сказывай»,— жестко приступила Фелисата Григорьевна, уставясь на дочь немигающими гла зами ужихи. «С Александром Сергеевичем?.. Ой! С Сергеем Александровичем у меня ничего не было!» «А что ж ты в именах-то запуталась, как мушка в паучьей сетке?! Он за год-то сколько разов у нас побывал? И все-то ты возле него оти ралась! Таскалась за ним, как нитка за иголкой. Не таись, говори!» «Мне скрывать, мама, нечего. У нас с Сергеем Александровичем просто нормальная дружба. Интересно с ним. Я учусь у него пониманию искусства. И я его... ну, поклонница... Общаться с такими людьми... Хо дить... Разговаривать...» «В потемках в обнимку?» «Мама!» — стиснуто вырвалось у Туей. «Знаю! Как больно, так маму зовете... Не мокри глаза! Ты меня нюнями не проймешь. Замуж тебе пока рановатенько, девка, а вот по годи, годка через два, как учеба к концу подойдет, так и выдадим за хорошего человека». «Какая ты странная, мама... «Выдадим»! Я не крепостная, чтобы меня «выдавать»! Я сама своей жизнью распоряжусь. Так вы и знайте Да! Да!» — вскрикивала сквозь слезы Туся. «Нет, голубушка, не для того мы с отцом растили тебя, чтобы ты где-нибудь под забором легла, как теперь модно стало! Да не выпучи вай ты на меня гляделки свои! Ты меня этим не проймешь. Ты лучше-ка приглядись к одному человеку, который редко бывает здесь, потому что ненадоедливый, зато как прикатит на своей легковой, так у нас празд ник в доме. Всегда он оставит в избе подарок богатый, не побрякушку какую-нибудь... Ни разу так не было, чтоб без подарка-то! Ты знаешь, о ком я речь завела, об Ираклии Христофоровиче. Ой, до чего же чело-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2