Сибирские Огни, 1978, № 1
СВЕРЧОК ка от непосильных забот... Послушайся мать... Пригожий мой! Роднень кий! Барашек кудрявенький!» Фелисата Григорьевна еще бы точила слезу над сыном, но он от нее высвободился и убежал. И нет вот его... И час уже поздний... Луна озарением обозначила свое скорое появление над кедрачами... ...Задумчиво, сонно моет посуду Фелисата Григорьевна. Автоном Панфклыч исчез со двора: сам, наверно, пустился на розыски сына. Фе лисата Григорьевна думает: «Зря! Ни к чему! Доведет до беды своим приставанием мальчишку!» ...Доктор с полковником прохаживаются под кустами сирени, поку ривают и о чем-то жаркий ведут разговор. Бог знает, чем бы могла по жертвовать Фелисата Григорьевна, если бы ей хоть краешком уха ус лышать их речи! Гуляют доктор с полковником по одной тропке взад-вперед, никуда не сворачивают, но вот Фелисата Григорьевна замечает, что Тетеркин и Троицын, увлекшись беседой, изменили путь и идут прямиком к буд ке Колчана. Фелисата Григорьевна вся замирает в злорадном чувстве и думает: «Порви им штаны, Колчанушка! Выкуси мясо на ляжках, чтобы уж помнили, чтобы уж знали, как Пшенкиных обижать!.. Нас не обидишь! Нас голой рукой не возьмешь!» Оскорбленная, злая, она смотрит на мутную, пенную воду в тазу и ждет, когда же свирепый их пес, захлебываясь в неистовом лае, размо тает за собой толстую, ржавую цепь... Но минуты прошли. От конуры — ни звука. Фелисата Григорьевна ждет еще малость, подымает лицо, смотрит туда и не верит глазам: Кол чан подхалимски виляет хвостом, мордой уткнулся в колени Тетеркина, и доктор ласкает его— как пыль выбивает с загривка. Полковник стоит на почтительном расстоянии. Тетеркин его приглашает приблизиться, но он не подходит. И Фелисата Григорьевна слышит, как доктор хвалит Колчана: — Большой... Хороший пес... Колчан — сторожевая собака! От внезапного удивления у Фелисаты Григорьевны выскользнуло блюдце из рук, помои выплеснулись на платье. «Сатана! — восклицает она про себя.— Ладно не видит такого фо куса хозяин, а то бы завтра ж задрал пса на мохнашки!» •к к •к Свидетелем этой картины был и Карамышев. Он не таился, а про сто стоял в кедраче на пригорке, откуда так хорошо просматривалась вся пшенкинская усадьба. Когда он увидел Колчана, покорно стоявшего у ног доктора Тетеркина, то удивился тоже и подумал: «Гипноз!» По кедровым стволам, вниз и вверх, бегали с шорохом юркие по ползни, неутомимо искали что-то, выдалбливали своими крепкими клю вами. Карамышев встречал этих неярких, призрачных птиц и рано утром, и поздно вечером, и в жаркий или ненастный полдень. Поползни усерд но трудились в поисках пищи. «С ними все просто, понятно,— размышлял Карамышев.— С чело веком — сложнее. Потребность у человека границ не имеет. С какой не насытной жадностью привыкли иные у нас потреблять! Знает ли Туся о мнимой болезни Вакулика? Едва ли! Она сама говорила, что для нее «семейные тайны закрыты». И пусть не знает! Я бы этого очень хотел... Расстроится, снова замкнется... Вот тоже исчезла куда-то!»
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2