Сибирские Огни, 1978, № 1

40 ВЛАДИМИР КОЛЫХАЛОВ После бани Автоном Панфилыч привел Соснина в горницу. От ярко­ го света хозяин и гость сощурились. Пшенкин окинул взглядом худож­ ника.— А мои обрезки от валенок вам к лицу! — И рассыпался смехом.— Обутки — леснические! Сергей Александрович рассупонил рюкзак, стал вынимать копченые охотничьи колбаски, сухари и тушенку. Все это легло на стол, где уже шумел, посапывал самовар, постав­ ленный Фелисатой Григорьевной. «С таким провиантом чего ж не пустить на ночлег!» — изрек Авто­ ном Панфилыч, когда Соснин достал из подсумка емкую фляжку, побул­ тыхал ее в воздухе. «Аварийный запас на случай простуды, тоски и всяких других не­ приятностей,— сказал путешественник.— Я старый бродяга и горьким опытом, как говорится, научен. Теперь налегке да с одним сухарем по тайге не хожу». «У нас сын с ночевкой на рыбалку поехал с другом, так тоже его собирали, как на позицию,— отозвалась Фелисата Григорьевна, унося лишний харч со стола.— А добычи не жди. Одно баловство с этой ихней рыбалкой. Сумки пустые притащат назад». С занятий вернулась из города Туся. Привычная к тому, что в доме у них завсегда гости, Туся, увидев Соснина здесь, да еще в такой поход­ ной одежде, была, что ¡называется, крайне удивлена. Не в пример отцу, ей нечего было привирать, что она «читала в газетах» о художнике Сос­ нине, «смотрела» картины его на выставках. Туся хорошо знала про­ изведения Соснина и была с ним знакома. Переступив порог, Туся несмело замерла с портфелем в руке. Соснин смотрел на нее мягкими, внимательными глазами — припоминал, должно быть, где он встречал эту девушку. Взгляд его как бы таял на смущен­ ном, растерянном лице Туей. «Он в нашем доме! Сидит за столом! Что это значит? Я не во сне?..» Туся могла поклясться, что Сергей Александрович прежде у них ни­ когда не бывал, его здесь просто не знали и даже речей о нем не вели. О том, что она познакомилась однажды с известным сибирским худож­ ником (это было весной на последней выставке), Туся предусмотритель­ но умолчала, но не потому, что родители могли подумать о своей дочери дурно. Уже тогда она знала — у нее чувства к этому человеку! Вот и оберегала себя, не желала пускать в свой мир никого. Странно, и все-та­ ки это было: она начала предугадывать те отношения, которые между ними могут возникнуть, если она пожелает. Но тут-то, на этой мысли, Туся Пшенкина спотыкалась, в ее сердце вползал страх. Ей пошел девят­ надцатый год. А ему? Так много таилось суровости в его возрасте, что она обмирала, мороз пробегал по коже... Но так с ней бывало только наедине. Страх пропадал, когда она по­ являлась в городе, торопилась на лекции и вдруг... неожиданно... заме­ чала его! Или он шел задумчиво, тихо по улице. Или ехал в троллейбусе, стоя на задней площадке, чтобы наблюдать (она об этом догадывалась) за толпой спешащих людей — не мелькнет ли характер, живое лицо, фи­ гура иль просто какой-нибудь выразительный жест. Он искал и, разуме­ ется, находил для себя что-то нужное в этом людском потоке, а она торопилась запомнить его напряженный взгляд, его сжатые губы. Черты дорогого лица таили в себе нежность, ласку, добро. Не зная его хорошо, она не только предполагала в нем эти качества, но была абсолютно убеждена, что они-то и составляют всю обаятельность этого человека. Когда выпадал в жизни Туей Пшенкиной счастливый момент видеть художника Соснина хоть издалека, она обо всем забывала, перед ней исчезали все предостережения, вся недопустимость их будущих отноше­ ний. Стесняться, бояться уже было некого, нечего...