Сибирские Огни, 1978, № 1

СВЕРЧОК 31 «Старик с изюминой,— подумал Карамышев.— А на вид диковат: косматый, глаза, как угли под черепом, черную шляпу напялил невесть каких времен...» Они давно уже шли неспешным, прогулочным шагом. Панифат Пантелеич остановился, зажал трость в коленях, вынул платок из бо­ кового кармана просторного пиджака и громко высморкался, спугнув стаю скворцов с зеленой лужайки. К Петушкам подступали окольной дорогой, через лог, вокруг кед­ рача. Такой огиб выбрал Карамышев, чтобы выкроить больше времени для разговора с попутчиком. Он был теперь целиком захвачен тем ин­ тересом, который в нем пробудил дом Автонома Панфилыча... 4 Олег Петрович сидел в саду на скамейке с книгой в руках и слу­ шал, как за воротами негодует старушечий голос. — Друг заскорузлый, мужик суерукий! Эку моду взял честных лю­ дей облопошивать! Да провались под тобой земля! — Федосьюшка, остудись, не баламуть улицу,— с показной весе­ лостью упрашивает ее Автоном Панфилыч и тут же кается: — Прости меня, божья душа. Не хотел, не думал обманывать, да старый мешок попался, третьего года еще урожай, под крышей дождем промочило орешки, не доглядел. — Али тебе не говорено было, кому в руки гостинец пойдет? Само­ му владыке! А ты к моим словам как к ветру отнесся. Господи! Мне на старости лет нарекания и выговор, грех на душу, а ты вон стоишь да мерином ржешь! — Ну Федосьюшка... — Что Федосьюшка? Стыдно, небось? Не поверю! Бесстыжие гла­ за и чад неймет. — Ну, расходилась, зараза,— цедит в сторону Пшенкин и, повер­ нувшись к ней, огрызается.— Уймись! Лучше скажи, чего тебе надо еще от меня? Давай выкладывай! Лесу? Дровец? Веник? Метлу? Топорище? Черенок от лопаты? Проси — все дам! Нарублю, принесу, насажу! Граб­ ли налажу. Литовку поправлю... Похоже, просвирня Федосья перекипела, спустила лишний пар. Примолкла, дышит неровно, будто на гору взбирается. У нее есть в чем- то нужда, Пшенкин чует и переходит сам теперь в наступление. — Сказывай. Вижу, что нужен... Не сержусь на язык твой, плюнул. Сердца не хватит на всех-то серчать. Я все ж таки добрый, но бываю и злой. Хорошо раззадорить, разбередить — Колчаном с цепи сорвусь. И взлаю, и покусаю... Ну чего на меня ты взъелась? Ошибся, бывает! А ты ведьмой прешь на меня. Ладно, нет никого посторонних, сраму не слышали. А то что обо мне добрые люди подумают? Признавайся, зачем шла? — Сын в Москве у меня. Шофером работает, большого начальника возит,:— начинает просвирня смиренно. Лицо у нее усталое (молилась до полночи), все из морщин, исхудалое, черные глаза не мигают — оста­ новились, точно у птицы.— Шишек кедровых просит сынок— крупных, ядреных. Соскучился. Давно не бывал в родных-то краях. Просил прис­ лать... Ведерка бы два... — Напиши ему — будут! — Автоном Панфилыч лихо рубит рукой по воздуху.— Пшенкин сделает! До осени пусть подождет. Вон они — зреют. Сизые, синие — смолкой блестят. — Не обмани опять...