Сибирские Огни, 1978, № 1
24 ВЛАДИМИР КОЛЫХАЛОВ — Вы что там с таким увлечением разглядывали на садовой скамейке? — Заметили, да? Я спасала воробышка. Лапками в варе увяз и трепыхается. А к нему, вижу, наш кот крадется. Но я успела, только хвост ему напрочь оторвала. Куцый улетел! — И без хвоста проживет,— улыбнулся Карамышев.— Долго же серый сидел приклеенный! Ваш кот мог давно обнаружить его и съесть. Вар еще со вчерашнего дня там лежит. Я видел, как нес слиток вара Автоном Панфилыч и на скамейке оставил. Полковник как раз приехал... — Теперь генерала нам не хватает в компании! — с иронией сказала Туся.— А так у нас кто не бывал... — Места в Петушках притягательные. Кедры... Я ими совсем оча рован. Приживусь — не'прогоните! — Он ладонью пригладил волосы.— Горожанина тянет из душного города на ветерок, на простор. Свежий воздух скоро станет дороже вина. — В нашем доме давно его продают.— Она покраснела. — Понимаю я вас. От гостей устаете. С ними хлопот хватает, а вы безотказная девушка. — Не хвалите—-не стою.— Но лицо ее осветилось доверчивой ра достью/ — Я, Туся, редко в ком ошибаюсь. Поверьте. И позвольте мне ду мать о вас хорошо. Ока встрепенулась. — Благодарю... Но я вам хочу рассказать... Когда вы узнаете все обо мне... Нет! Не ожидала, что так будет трудно. Будто стою я на раска ленном песке... Обнажать себя вдруг перед чужим человеком, открывать ся ему в том, что мать с отцом не знают как следует...— Туся стояла бо сиком на мокрой траве и вздрагивала. 1 — Вам лучше домой идти.— Карамышев наклонил голову, волосы светлым веером упали на лоб.— Прогулка в таком состоянии пользы не принесет... — Я с вами пойду! Сейчас все пройдет. Не оставляйте меня^.. Ему передался вдруг весь ее страх перед ним, вся робость ее. Он по нимал, что она, сама вызвавшись, напросившись на исповедь, испугалась возможности зтоц исповеди, обнажения души своей перед ним, чужим человеком, который, к тому же, сочиняет и пищет книги, судит о жизни и людях так, как их видит и понимает. Иначе сказать — судит так, как ему властно судить. Что для него ее маленькая история, какое-то горькое приключение глупой девчонки! Мало ли их подобных на свете? Он, мо жет быть, даже ее не поймет и осудит, как не поняли свою дочь и осуди ли родители. Что-то тогда промелькнуло у Туей в ночном разговоре. На что-то такое она намекала... Карамышев видел в ней сопротивление, ви дел раскаяние: зачем проболталась ему, вызвалась тайну открыть? И как теперь быть ей с ним, с Карамышевым? Попросить прощения и от казаться? Да, ей было больно и тяжело выставлять себя напоказ. Так он думал, так понимал в эту минуту состояние ее души. Но в то же время он чувствовал, что Тусе необходимо освободиться от тяжкого груза, что камнем лежит на сердце, вздохнуть облегченно. Иначе чем дальше, тем будет больнее и тягостнее. Присмотреться, так можно уви деть в ее глазах это желайие исповеди, порыв рассказать ему все без лукавства. * * * Карамышев не знал, что накануне Туся Пшенкина закончила чтение одной его книги, выпущенной им в свет три года назад. И вот тогда-то
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2