Сибирские Огни, 1978, № 1
22 ВЛАДИМИР КОЛЫХАЛОВ 3 Туся ушла от Карамышева, а ночь продолжалась, и звезды в густой синеве совершали свой стройный ход. Восток заметно алел, приближая рассветный час. Карамышев давно уже бросил привычку курить по ночам, но сейчас подкатило желание неодолимое — затянуться душистым дымом. Джинсы лежали рядом, он протянул руку, достал сигареты, спички. Вспышка серной головки показалась ему ослепительно яркой. Сощурился, отва лился к ребристому косячку чердачной двери. Голова сладко, легко за кружилась... Времени было без двадцати четыре, а спать уж теперь совсем не хотелось. Скоро покажется солнце, заблещет росой трава. Надо будет бежать с полотенцем к реке, раздеваться, нырять в омуток... Речушка мала, но красива, течет за селом по лугам, по лесам, живут в ней омуты, перекаты и тиховодья. Проворная речка в старое время кру тила жернова мельницы, и на том месте теперь еще видны следы плоти ны. Карамышев как-то пытался нырять в мельничном омуте, но так и не мог достать дна... Скрестив на груди руки, он потянулся, зажмурился. Ему вспомнился голос Туей, те мягкие — с дрожью — нотки, когда она попросила взять ее утром к реке. Живо представил: он идет грузный, большой. Она семе нит, не поспевает за ним — легкая, маленькая, босоногая. Лицо посине ло, и мокрое платье бьет по коленкам. Идут они с ней не к старой плоти не, а к каменной желтой осыпи, где по узкой, набитой тропинке снуют муравьи. Этим не ведома праздность, их хлопоты вечны... Вблизи мура вейника он и она замирают, ибо дальше по тропке идти невозможно, не потоптав целого полчища из числа муравьиного населения... Карамышев тихо берет ее за руку, ведет по зарослям в сторону, и они, погодя, напря мик спускаются к берегу... «Я не сплю, дожидаюсь рассвета, а что же она? Неужели ей так тяжело, одиноко и хочется исповеди? Или это порыв был, момент, похо жий на то состояние, когда подступает удушье?» Каков предел ее горя, Карамышев знать не мог, но он уже ей со страдал, готов был утешить, если в его утешении нуждались. «Нуждается, коли сама пришла и сказала. Давит что-то ее... А то, может, бред, чепуха. Примериться к здравому смыслу, так и нет ничего!.. Только не часто ли к этому «смыслу» мы примеряем себя и других? Свой аршин всегда наготове, чуть что — хвататься скорей за спаситель ный опыт. Судим чужое с ухмылкой, а каждая жизнь сама о себе кричит. И по-своему! Опыт, конечно, серьезная штука, но не закрывает ли он иной раз «бывалому» человеку глаза?» Надо признаться, что Карамышев еще не успел присмотреться к то му, чем полон и жив дом лесника в Петушках. Целые дни поглощала работа: историческое повествование из жизни России времен продвиже ния землепроходцев в Сибирь мало-помалу шло, но хотелось быстрее — поджимали издательские сроки. И в город не ездил, и от семьи оторвал ся, а дело вот тормозилось. Пшенкинь: стали его зазывать — напрасно. Отнекивался как мог. Прогулки, этюды — это другой табак. Они помога ли отвлечься, сосредоточиться. И, право же, редкое утро он не вставал со страстным желанием скорее вернуться к письменному столу. Но сегодня Карамышев, пожалуй, впервые за все его пребывание в Петушках, не испытал влечения к работе. Обстоятельство это не огорчи ло Олега Петровича, но все же слегка озаботило. «Не стоит спешить — время есть,— успокоительно думал Карамы шев.— Ты сам же когда-то высказывался, что живая жизнь вкусно и остро пахнет».
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2