Сибирские Огни, 1978, № 1
20 ВЛАДИМИР КОЛЫХАЛОВ вазу с флоксами, рюмки, положила салфетки. Автоном Панфилыч шкаф чик открыл, извлек водку, бренди, сухое вино. Фелисата Григорьевна водрузила роскошное блюдо с жареными цыплятами. «Да у вас торжество! — сказал Троицын.— По какому же случаю?» «Торжества — никакого,— ласково отвечала хозяйка.— Вы гость... За знакомство... За баню... От чистой души!» «Не грех и принять горячительного! — подхватил Автоном Панфи лыч, сияя всем ликом.— И примем!.. Вчера Колчан во сне лаял, гостей ворожил. Вот гость дорогой и пожаловал... С добрым здоровьицем вас!» Из комнаты в комнату как-то бочком, крадучись прошмыгнул юно ша. На ходу он успел поздороваться с Троицыным и задержать на нем кроткий взгляд. Отец позвал сына и объявил: «Вакулька наш...» Автоном Панфилыч вздохнул, за ним Фелисата Григорьевна, а Ва- кулик спустил голову. «Солдат! — крякнул Троицын.— В армию, юноша, скоро? В какой же род войск собираетесь?» Светлоглазый юноша стоял безмолвно, перекосив плечи, и невинно, как агнец божий, смотрел в пол. Фелисата Григорьевна скорбно прикрыла рот пальцами. «Он рад хоть куда, да знаете... С ним не все ладно»,— сказала она измученным голосом. «Что — нездоров?» — поинтересовался Троицын. «Скрытый недуг. Можно сказать, врожденный!» — выпалил Пшенкин. «Если отрыжка перенесенных инфекционных заболеваний, то хуже. А если что с возрастом связано — пройдет.— Троицын наблюдал за Ва- куликом.— У моего сына... вот такой же орел был в его годы... в шестнад цать лет обнаружили порок митрального клапана. А сейчас ему двадцать девять и, представьте, морской офицер! Воля, спорт — и дефекты все по боку». «Так, так,— согласился с натугой Пшенкин и передернул клочками бровей.— Только оно кому как. От организма все! Один с такой же бо лезнью бодрый, что устоявшийся квас, другой, посмотришь, весь смор щенный да трухлявый — хоть заживо в землю закапывай. Как этот певец там поет? «Если хилый — сразу в гроб!» Ха-ха-ха! От нервов вот тоже зависит много. Нервы — всему настроение дают! — Пшенкин пристально, жестко взглянул на сына.— А ты ступай к себе, повторяй пройденное». Вакулик покорно ушел. А Пшенкин издалека начал повествовать о своей порче в детстве, но умолчал, однако, о дурочке Мавре, которая чуть ненароком не уду шила его. Смех по этому поводу был бы лишним сегодня здесь... «Ущербных природа метит,— заключил свой рассказ Автоном Пан филыч.— Наследственность! Куда от нее уйдешь? Вот тут же сидел у меня ученый один. Спасибо, растолковал темному человеку что к чему. Родительские недуги и детям передаются... Вакулик на разных врачеб ных комиссиях был. Ничего не находят, пишут «здоров». А видали бы вы, как он ночами с кровати вскакивает! На прошлой неделе опять взворошился, стоит среди пола растрепанный, чисто чучело огородное, глаза не мигают... Я к нему подходить, он от меня в двери и уж на кры шу карабкается... Здесь за него нам страшно, до пяток мороз пробирает, а в армии что? Секреты, ракеты... Подумать, и то оторочпь сковывает! Вот и казнимся...» Привычно зашевелились брови у Автонома Панфилыча, и он, не до жидаясь гостя, от видимого расстройства, опрокинул в себя рюмку бренди. .
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2