Сибирские Огни, 1978, № 1

СВЕРЧОК 15 весь, закусил ломотком огурца, закурил, сына позвал, сноху, внучат уса­ дил и долго рассказывал им свою жизнь — всю по порядку. Складно рассказывал, точно по-писаному... Трудная жизнь ему выпала, но прошел по ней честно и прямо. Примерная жизнь, назидательная. Ничем старик не укорял сына перед смертью, но рассказом своим ясный намек давал, что жить надобно трудом праведным, корысть из души вон гнать да пуще огня бояться, чтобы к рукам чужое добро не прилипало. Иначе по­ том замучает совесть. У кого нечиста она, тому и тень кочерги — ви­ селица... В тишине, одиночестве стоял перед зеркалом Автоном Панфилыч и вспоминал смертный час отца своего. Не похож он на батюшку, с какой стороны ни зайди — не похож! Разные с ним они люди. Чалдон был его отец, и Автоном называет себя чалдоном, но знает, что в нем-то самом давно уж размыта, утеряна та первородная самобытность, какой имел право гордиться Панфил Дормидонтович. А то, что осталось, перероди­ лось в иные качества, приспособилось к обстоятельствам и ко времени... _ * * * Фелисата Григорьевна хлопотливо и спешно собирает на стол, гоня-4 ет Туею то в погреб, то в кладовую, то в огород — нарвать зелени (укропцу, салата, лучку, чесночку), украсить большое овальное блюдо с селедкой. В огромной эмалированной чашке подаются отдельно матерые огур­ цы целиком. Извлечены они из запасов прошлого года, ядреные, хорошо сохранившиеся в холодном погребе. Величиной огурцы с баклажан, а цветом напоминают дыню — так перезрели, перележали они на парнико­ вой гряде. Перележали не по забывчивости хозяев, а специально выдер­ живались до пожелтелости. Что снимать и солить мелкоту! Много ли проку... А тут иной гость, опорожнив стакан самогона, возьмет матерый огурец в руки, ко рту поднесет, вопьется зубами и тянет, цедит рассол, как из кружки, наслаждается, отбивает противный сивушный дух. Давно в народе замечено, что, где огурцы, там и пьяницы... Но разумел петушковский лесник: не всякому гостю такая закуска впору. Интеллигентному человеку, воспитанному и со вкусом, и не по­ казывай близко желтобрюхих уродов-дутышей. Ему надобно тонко лимон нарезать, клюкву подать с сахаром, малину, крыжовник, рыбу копченую и непременно — речную, колбасу сервилат или сырокопченую. Все это тоже хранилось в запасах у Пшенкиных и при надобности вынималось и подавалось... * * * Скатерть бела, и яствами стол манит. Фелисата Григорьевна держится бодренько, но ей тяжело от посто­ янного нездоровья. Сухая она, худая до немощи, ростом ниже Автонома Панфилыча, но тот, хоть с виду полный да сбитый, а тоже не обделен явным и скрытым недугом: почки камнями обложены, а шея, спина — чирьями. Особенно эта наружная хворь каждую весну до стонов и слез донимает Пшенкина. Пьет он дрожжи и серу и невесть еще что, но исце­ литься совсем не может. Гости уже давно порассаживались на лавочки, стулья, а Колчан за порогом все бухает басом — гулко, как в бочку пустую. Для Автонома Панфилыча лай этот сладок, но гостей он тревожит и отвлекает: кто вздрогнет, кто голову вскинет. «Укроти!» — скажет хозяйка. Пшенкин