Сибирские Огни, 1978, № 1

144 ЛЕОНИД ЧИКИН — Нет,— не соглашался он.— Как же так?! Да я бы и не пошел, если бы знал... А впрочем, вот! — Он выложил на стол двадцать пять рублей.— Вот! — По-моему, он даже обрадовался, что нашел такой про­ стой выход... — Вася, я не возьму деньги, да и потом — кто же дарит на день рождения деньги?.. — Не деньги... Это на подарок, завтра купишь. Или я сейчас же со­ бираюсь и ухожу. — Ну ладно, уговорил... Куплю, но только пойдем вместе с тобой.,. Компания была веселая, и все очень любили песни. Я заметил, что Василий менее охотно поддерживал песни новые, «модерновые», но сра­ зу преображался, когда кто-нибудь начинал наше, родное, русское. Когда после одной уже спетой песни наступил некоторый Цере- рыв,— певцы в это время обычно закусывают и думают, что еще запеть,—- Василий тихо, печально начал: Миланька-ай ты мой, возьми меня с собой. Там, в краю далеком, назови меня сестрой... А потом, неожиданно перестроив д-олос, взмахнул руками и по-муж­ ски, отвечая на женский голос, запел, поддержанный при этом всеми другими — и мужчинами и женщинами: I Мила-ая моя-я-я, взял бы я тебя-я, но там, в краю далеком^ • V есть у меня сестра... И снова, взмахнув руками, дирижируя всем домашним хором: Но там в краю далеком есть у меня * сестра... Пел он грустно и печально. Никто, как это обычно бывает в домаш­ них компаниях, не старался перекричать его, или подсказать, слова, или запеть по-своему. Все завороженно смотрели на него и ждали, ког­ да он продолжит. И он продолжил, опять тихо и печально: Миленька-а-й ты мой, возьми меня с собой, там, в краю далеком, назови меня женой... Нет... Я не могу передать словами, как он пел. Это надо было ви­ деть... Позднее Сергей Павлович Залыгин окажет о нем, что он играл без грима и писал без грима. Но он ведь и жил без грима... Если бы этот момент заснять на пленку! Он жил этой песней, ее словами, ее пе­ чалью, ее горем. И мы, присутствовавшие при этом и певшие вместе с ним, чуть ли не физически ощущали эту боль, эту горечь, эту печаль... , Но там, в краю далеком-о-м, чужая ты мне не нужна... После песни наступила тишина,- никто не мог произнести ни слова. Сидели за столом до глубокой ночи. Деловых разговоров не было, а если кто-то пытался их начать, все дружно пресекали эти попытки и снова — песни. Наши. Русские. Народные.