Сибирские Огни, 1978, № 1

12 ВЛАДИМИР КОЛЫХАЛОВ — Ничего,— очнулась она и выпрямилась, ставя удобнее ноги на лестничную перекладину.— А вы насмешили меня! Имейте в виду, ни­ когда со мной не было и быть не могло того, что вам так легко и живо вообразилось. Знайте, что юноша с преданной, пылкой любовью у Туей Пшенкиной не существовал. Да. И на танцах я не бывала, потому что они нисколько не увлекали меня... Представьте девицу-урода, исключе­ ние из правил. Олег Петрович! — она запаленно дышала,— Я вам не кажусь старухой? — В двадцать три года? Туся затихла, сжалась, затем повела головой как-то потерянно и печально. Бледный овал ее лица смутно маячил в полутьме. Карамышев остро чувствовал напряженность ее состояния и тоже молчал. — Смейтесь, стыдите меня, но мне кажется... жизнь уже прожита и надеяться не на что,— чуть слышно произнесла она. Было бы лучше сейчас fee ни о чем не спрашивать, но Карамышев, поддаваясь человеческому сочувствию, не утерпел: — Вы пережили какое-нибудь потрясение? — Да,— с облегчающим вздохом она отвечала ему, и глаза ее слабо блеснули.— Я увлеклась мужчиной в два раза старше меня. Возможно такое? Или вы это считаете глупостью? — Если такое случилось, значит, уже возможно. А глупо ли нет, как знать? Одно хотел бы услышать от вас: вы увлеклись, или вы полюбили? — Да теперь и не знаю точно! — резко, с обидой сказала Туся и от­ вернулась. В глубине дома ухнули дверь, открылась веранда, и голос Тусиной матери, Фелисаты Григорьевны, позвал с настойчивой сдержанностью: — Поди-ка сюда, моя дочь! Неслышно, летучей мышью, Туся порхнула по лестнице вниз. Про­ топали по дорожке белые сапоги, промелькнули и скрылись. Неразбор­ чивым шепотом заговорили внизу два женских голоса — один робкий, другой повелительный и раздраженный. Карамышев почувствовал себя виноватым', подумал, что это из-за него Фелисата Григорьевна выговаривает ослушнице-дочери. Но, к удив­ лению его, Туся скоро вернулась. Карамышев все так же лежал на боку, подперев кулаком щеку, и смотрел на звездную россыпь, к полуночи ставшую еще более яркой. Звезды лучились, мерцали над плотной,' не­ проницаемой чернотой кедров. Вкрадчивым шепотом встретил Карамы­ шев Туею: — Попало, небось?.. — За что же? — был в ответ ее мягкий голос. — Полночь, а вы с мужчиной наедине беседы ведете... — Что в этом плохого? Я матери так и сказала, что мне очень по­ лезно общение с живым литератором. Днем ему некогда. А ночью, да еще когда спать неохота, самое время немного пофилософствовать для души. Разве грешно, если когда-нибудь я вам открою свое сокровенное? Вы писатель и в- правде нуждаетесь больше, чем кто-либо. Может, я где- то плутаю в своем понимании жизни, но мне кажется, что писателю, как и врачу, лгать нельзя. — Я ценю вашу искренность, Туся,— вырвалось горячо у Карамы- шева.— И все-таки... Мать вас журила, признайтесь? — Вы меня прогоняете? — Нет! — Он сел рядом с ней поудобнее — к фронтону спиной, паль­ цы сцепил на затылке.— Сегодня какая-то редкая ночь. Ночь от­ кровений... — Зря вы волнуетесь за меня,—вернулась к прежнему Туся.—Мать посылала за квасом. Отцу опять тяжело. От веселья и мучается. Как го­ сти наедут — он с ними в радость пьет. А после — жена и дети отважи-