Сибирские Огни, 1978, № 1

ЧУЖАК 119 Макарыч рьяно хлопнул калиткой, хотя ворота были распахнуты настежь, вышел на улицу и запел, как мог петь только он один: Эх, милаха! Эх, милаха! Почему ты скурвилась? По тебе тоскует плаха, А ты вновь напудрилась! — Ну и хрен с вами! Каркайте! — прохрипел Петрован.— Мне больше достанется! —•И направился в баню. — Вот и славно,— поддержала его перепуганная мать.— Охолони в баньке-то. Она тебя исцелит, сил прибавит. Вишь, кругом какие лю­ ди-то. Даже энтот Макарыч оборзел за войну. А куда бы вот лезть-то? Носом по газете водит, бельмом на тын пялится,— уже сама себе наго­ варивала мать. Казалось матери, что Петрован мылся в бане до рассвета. Подхо­ дила к бане, слушала. Почему-то он там рычал, плакал даже, вымали­ вал чего-то, каялся и божился. Мать только осеняла себя в неведомом страхе крестом, а когда ночь начала росой отмокать, прикорнула чут­ ким старческим сном. И на спелой заре уже, когда зацветающие подсолнухи подставили восходящему солнцу свои пушистые желтые мордашки, когда уже пче­ ла вокруг них делала утренний облет, когда уже и петухи охрипли, тру­ бя дружно побудку, и где-то уже громыхнуло у колодезного сруба пустое ведро,— раздался в бане выстрел, разнося по селу глухое эхо, которое потянуло за собой молву: —- Слышь-ка, Петря-то застрелился! — Ну и чо такого,— отвечал на это Макарыч.— Давно бы надо!, ♦