Сибирские Огни, 1978, № 1
ЧУЖАК 117 Потому и терпел Петрован, поджидая свой груз и Фрола Зубова, чтобы эффект получился сногсшибательный. Ну, что Зубов мог привез ти из госпиталя? Что? Чем он мог обрадовать односельчан? Своей про битой головой? Так теперь этим никого не удивишь. Орденами? Да та кого добра почти у каждого достаточно. Медали тоже так же блестят, как и ордена. Ладно, подождем, увидим, успокаивал себя Петрован. И вот как-то даже врасплох, вроде даже неожиданно Петрован уви дел Фрола Зубова, когда тот, слепо тычась, спускался с подножек ва гона. Старая картина: за спиной еще тощее, чем у других, мешок, на голове, как у младенца, байковая шапочка, замызганная, один костыль для упора — вот и все. И тут Петрован сдержался, не подошел к земляку, односельчанину, оставил эту встречу до завтра, до субботы, чтобы была она покрасивей, чем она будет сейчас. Проводил глазами Фрола Зубова, когда тот сел на попутную ма- шинешку, отправился к свояку. — Ну, теперь и мне пора. Завтра запрягай пару в свой фургон и до свету выедем, чтоб в деревне быть под самый вечер. Понимаешь, июль на дворе, сенокос. В деревне людей можно захватить теперь только ве чером — и то субботним. — Будет сделано,— с готовностью согласился свояк, которому Петрован отвалил два заграничных отреза: ему на костюм и жене на платье. Последнюю ночь на станции Шира Петрован почти не спал, мечтая и предполагая, как его завтра встретят, как он будет щедро раздавать подарки, как его будут расспрашивать, а он будет важно, с достоинст вом рассказывать... Когда в деревню въехал,на пароконном фургоне Петрован, его сна чала никто не узнал. На краю деревни он слез с телеги, оправил свой кожаный плащ, важно зашагал за повозкой. Он был весь в хромовой коже: с головы до ног, даже шляпа и та была кожаная. — Ворота не закрывать! — скомандовал Петрован.— Счас люди повалят. В ограде Петрованова дома раздались всхлипы жены. Молчаливая радость детей, их настороженность совсем обескуражили хозяина. — Хватит меня облизывать,— сказал, морщась, Петрован.— Зови людей. Вон целый фургон добра привез. — И все раздашь? — ахнула Анюта. — И тебе останется,— поморщился как от зубной боли Петрован. — Совсем рехнулся. Дети-то тоже не ахти как одеты. Твои посылки на еду ушли,— прятала глаза раздобревшая за войну Анюта, озираясь по сторонам. ц — Не снимай мою душу с крыла. Иди, покличь людей. Хочу всех порадовать, ясно? Петрован вместе со своим свояком начал раскладывать на крыльце и вынесенных в ограду столах подарки, вынул из кожаного чемодана заграничное вино. Все было уже давно готово, а люди почему-то не подходили, мед лили. И жена не вернулась. Возле Петрована квохтала в радости толь ко одна мать-старушка. Он прождал до самой темноты, даже не слышал, .как уехал из его ограды угодливый свояк. — Да сходи же ты в баню, сынок! — не вытерпела уже мать. • Легше станет. Хмурь отмоешь, пыль дорожную смахнешь. Да и Анютка должна подойтить. Видать, на дойке задержалась — она счас в брига дирах... — Давай белье, мать. Пойду.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2