Сибирские Огни, 1978, № 1
СВЕРЧОК + 9 зыбкий рокот, похожий на дивную музыку. А ветер когда, то в кедровых вершинах гудит, как в тугих парусах. И музыка эта неповторима». Приятель его был поэт и выражался немного возвышенно. Родом из Кулунды, степняк, Карамышев жил до сих пор, как он говорил, вдали от тайги и великих сибирских рек. А тут, когда переехал на жительство в старинный Томск, приблизился чуть не вплотную к тому и другому. В окрестностях города были сплошные боры: за Томью — чистые, прямоствольные сосняки, в местечке Заварзино — ельники, а в сторону Петушков — вековые кедровники. Впервые открылась Карамы- шеву неповторимая красота кедров. Он смотрел на их вершины, на ко лонны стволов и вздыхал рт глубокого чувства. «Как мог я жить до сих пор, не видя подобного?». Вопрос, обращенный к себе самому, в нем вы звал испуг. «Да, было бы больно, обидно, если бы я за всю свою жизнь ни разу не ощутил над головой мягкий зеленый полог кедрового бора!». Кедры стояли патриархально-величественные, и к чувству испуга, а позже — восторга, примешалось другое: «Под кедрами жить надо чест но, безгрешно, только тогда откроют они и мудрость, и смысл, и красоту свою, и величие, а дружба с ними обернется благом тебе». Карамышев собирался в Крым, где прежде часто бывал, но сейчас отказался. Он обнял за плечи приятеля и сказал: «Ты прав! Юг многолюден и тесен. Одно утешение— море. Но ведь в Петушках есть пруд и речка с глубокими омутками. В жаркий пол день они утешат. Но кто такой этот лесник Пшенкин, о котором ты мне говоришь?». «Да слышал, что он там пускает на лето профессоров, кандидатов. Отчего бы ему не устроить еще и писателя!» — ответил приятель. «Сам-то ты знаешь его? Квартировал?» «Жить под его крышей не приходилось, но видывать видел я Авто- нома Панфилыча Пшенкина. Маленький, юркий, брови седые, косматые. Любит смеяться взахлеб. Спиртным увлекается... Отправь письмишко ему, представься...» * * * Большой пятистенник Пшенкина стоял с краю кедровой рощи. Окна дома с пугливым прищуром смотрели на лес, на соседние избы, что были крышами ниже, ставнями и воротами проще — без резьбы и узоров. Усадьбу Автоном Панфилыч обнес высоким заплотом. Были здесь са раи, пригоны, баня, кирпичный гараж и душевая с баком из нержавейки. Был флигелек в саду с беседкой под яблонькой-дичкой. За флигельком выпучивались плотным зеленым дерном два погреба, где на дверях ви сели купеческие замки. Еще цветники, парники, огородище, поленницы старых и новых березовых дров... У высоких ворот гремел цепью свире пого вида пес... Что говорить, внушительно жил лесник Автоном Пшенкин! Так вну шительно, что Карамышев, созерцая все это с пригорка, даже слегка оробел... На хриплый озлобленный лай собаки выскочила на крыльцо босо ногая, с тонкими косами-змейками, девушка, и сама — тонкая, гибкая. На ней было желтое платье выше колен, желтые ленты в косах, а худое лицо отливало фарфоровой белизной, будто летнее солнце и не касалось его своими лучами. Руки опущены, нервно прижаты к бокам, а большие глаза с красивым разрезом — сини, темны, вопросительно смотрят на не знакомого человека. Скованно и покорно стояла она перед ним, но Ка рамышев, по какому-то чуть уловимому признаку, почувствовал в этом юном болезненном существе робкую, заточенную силу.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2