Сибирские Огни, 1978, № 1

100 СЕРГЕЙ ПЕСТУНОВ — И надо же так уметь! — не слыша Шурика, токовал началь­ ник.— Пела она там в лесу, на празднике русской березки. — А в какой она самодеятельности? — Да ни в какой. Просто так пела — да и все. Там общая компа­ ния собралась. Под кустами в Базандаевой излуке. Ну, заливалась! Я те да-ам! А потом меня жена взяла на рогатину так, что пришлось в дыбки становиться. Вот это поет, Шуря! — Когда человек поет, с ним легче столковаться,— мудро заметил Шурик.— Тут главное— на его волну попасть, чтоб обоих враз покачи­ вало,— вдруг шало хохотнул шофер.— А потом не растеряться. Многие персональные шоферы довольно крупных номенклатурных умельцев зачастую дальновиднее своих добряков-шефов, но и во много раз нахальнее. Уж коли шефу достали персидский ковер — подай его и шоферу, шефу импортный гарнитур— тащи его и извозчику. А что? В чем, собственно, дело? Чем хуже шофер своего шефа? Скажите, по­ жалуйста, чем? Заработком? Простите! Шофер, именно персональный, через все махинации, калымы, командировочные и путевые листы, в ко­ торых значится, что он, бедняга, денно и нощно бдит за баранкой — в рабочие дни храпит в салоне, в выходные дни прозябает с шефом на даче, но часы-то идут, идут часы, и все они рабочие, трудяги, как лоша­ ди в оглоблях! Шеф путевку подмахнул — шофер премию схватил. И выходит, что заработок любого персональника ни на один целковый не ниже, чем у шефа. На то он и персональник! Даже пенсионер, если он персональник, уже — герой! А тут действующая боевая единица под левым крылышком начальника! Не тронь ее, бухгалтер, подальше, ре­ визор! И — ни гугу! А если шеф завихрился в дальнюю командировку, его шофер сразу же на ремонтный прикол, но это лишь для заместителя. А на самом-то деле —- распахнись, дороженька, для калыма, для алда- на с тароватых любителей кататься по гостям! И катит шофер то к мос­ ковскому поезду, то к большому дальнему самолету... А если посмотреть еще глубже, как толкуют сами шоферы, в ко­ рень, но им глянется говорить «заглянуть под донышко», то получается совеем страшная картина: шофер-то в тыщу раз поважнее шефа. Ну, кто такой шеф, когда сидит он плюхой разморенной в дреме рядом с шофером, сцепив пухлые пальцы на круглом животе? Кто он такой? Скажите? Шоферы толкуют, что шеф тогда... дым под шляпой, вся его сырая туша в ту минуту всецело в руках шофера: ежели не разобьет, то выдаст. Мало ли грехов у начальника. Как-никак— на грешной земле живет человек, вот только беда — ходить разучился, а ежели и пойдет, то, боже ж мой, шагает раскорякой, вроде бы двухпудовую гирю между ног несет, срамота одна — не походка. Вот он и катается на персональной машине, что инвалид на мото­ коляске, ,а придется где быть по случаю наградных на пикнике среди зелени у воды, то и до ветру на машине катит. И, конечно, обрастет та­ кой трюха грехами, как собственным жиром, одышка да отрыжка дони­ мает — не подступись. А шофер-то вместе с ним, рядышком сидит, од­ ним духом пропитался, терпит шефа, все его страхи и взмахи, все его духи и грехи, но с него чуть что — взятки гладки, слинял в сторону и — концы в воду, даже круги не разойдутся: тишь да гладь... А шеф и тог­ да в оглоблях мерином заезженным остается. Вот почему начальник со­ лидно про свою персону философствует: — Старого коня оглобли держат... И продать, заложить с молотка такого шефа любому извозчику — раз плюнуть и растерять, И шеф, конечно же, свое положение прекрас­ но понимает, глубоко оценивает и ни в чем не обижает персональника,