Сибирские Огни, 1978, № 1

8 ВЛАДИМИР КОЛЫХАЛОВ * * * Тишина воцарилась прежняя, но уже без тревожной натянутости. Ночь, казалось, решила угомониться, уснуть сама и послать желанный покой всем, кто просил о нем. Желал ли покоя он? Ответить определенно на это Карамышев не мог бы. Он вбирал в себя этот остуженный воздух, наслаждался чуть посветлевшей мглой и переживал то возвышенное состояние, что дает человеку лишь созерца­ ние звездного летнего неба... Вокруг разливалась все та же, зовущая ко сну, тишина. Но вот он уловил вкрадчивый, легкий скрип двери в сенях. На скрип этот тотчас же вылез из конуры и отряхнулся, гремя цепью, хозяйский пес Колчан. По звукам снизу Карамышев ясно представил себе, как пес припадает к чьим-то ногам, лижётся, тычется мордой в колени, и кто-то молча и нервно треплет его по загривку. Колчан поскуливал, бил хвостом по дощатому боку будки. Карамышев свесил голову с чердака и стал глядеть на сереющую дорожку внизу, на ограду с кустами сирени. Пока ему *не было видно, кто был там, внизу, но он слышал шаги за углом у крыльца, шепотом отданную команду и равномерное звякацье цепи. Собака покорно ухо­ дит, ложится со вздохом, и Карамышев только теперь различает белые пятна сапожек. Вот они приближаются к лестнице, вот замирают у ниж­ ней ступеньки, и, наконец, становится различимой тоненькая фигурка хозяйской дочери Туей... Волнения Карамышев не почувствовал, но ему захотелось, чтобы Туся заметила его бодрствование, поднялась бы к нему, присела бы ря­ дом, заговорила... О чем? Зачем? Что за нужда? Разве мало ему тиши­ ны, этого звездного неба, внутренней сосредоточенности — тех желанных границ, что держат художника, не дают ему расплескаться-, как берега потоку живой воды? Да при чем это небо, звезды, покой, границы твоего «я», думал Ка­ рамышев, когда перед тобой страдающий человек, а ты, зарывшись в свою работу, даже не попытался узнать, отчего этой девушке грустно, печально, а может быть — больно! Встретишься наспех, поговоришь, обронишь скупую шутку и дальше, мимо — к делу, к себе. Пусть все это так, так быть должно — вольному воля, и воля твоя, как поступать тебе. Ты занят возвышенным делом, ты бог, творец. Но вправе ли ты, продол­ жал размышлять Карамышев, не замечать происхрдящее рядом с тобой... Вот дом... Вот люди... Их жизнь... Вроде семья как семья... Мало ли раз­ ве таких?.. Вот Туся уединяется, плачет. Что с ней? Серьезно больна? Или кем-то обижена?.. И Карамышев вспомнил тот день, когда он приехал автобусом в Петушки... * * * Сначала он в Петушки не хотел: места незнакомые и чужие Но один его новый приятель уж больно настаивал: «Кедры! Ты понимаешь? Они дадут тебе радость, уединение, возвы­ сят твой дух. Поверь! Ты будешь бродить по мягким хвойным тропинкам, дышать ароматом смолы. С виду кедры высокомерны, чопорно строги, в них ты не найдешь милой наивности белых берез, зябкой трепетности осин. Но прислушайся, присмотрись к этим мохнатым гигантам. Сила и доброта — вот что их больше всего отличает от прочих деревьев! Под кедрами, точно под сводами храма, разлит покой, царит переливчатый,