Сибирские огни, 1977, №12

На улице он постоял возле оранжевых колес, оглянулся на окна и с трудом, как старик или больной, полез в коляску. 3 На пыльной дороге перед воротами тюремного двора остановилась телега с длинным казенным коробом, полным балласта. По крылечку во двор вышел из полосатой будки фельдфебель, что-то покричал в сторону заключенных, у которых была прогулка, и те, руки за спину, уныло потащились к тюрьме, поглядывая на ворота. Кафа видела в ок­ но, как фельдфебель через то же крылечко вышел к подводе, оглядел ее, присел на корточки, заглядывая снизу, попинал задок и, поправляя ремень, подал команду. Подвода въехала во двор. Возница в черной шляпе ломовика сидел спиной к ней, но по тому, как он откачнулся, вы­ правляя лошадь за банный корпус, а потом, вскинув локоть, .посунулся в глубь телеги, поняла, что это Григорий. Минут через двадцать та же подвода вывернула из-за угла и остановилась шагах в десяти от кры­ лечка. Возница досадливо передернул плечами и стал отвязывать от оглобли лопнувший чересседельник, потом перешел за лошадь, очевид­ но, для того, чтобы отвязать другой конец, и поглядел на ее окно. — Гринь; Гринька! — едва не крикнула она, хватая решетку сры­ вающимися пальцами. По его лицу сна поняла, что он не видит ее, хотя и угадывает ка ­ кое-то движение за темными стеклами. Каблучки стукнули о решетку, выше, еще выше и вот стекол уже нет, а через длинные десятины хоро­ шо подметенного тюремного двора ей отвечает счастливая белозубая улыбка. Шляпа сдвинута на затылок. На смуглое цыганское лицо сва­ лился вихор. Он стоит, немного припадая на одну ногу, этаким фертом, как бывало прежде, когда с ватагой мальчишек, их гордость и пред­ водитель, он появлялся на станционной платформе перед прибытием почтового поезда. Григорий молча улыбается, не делая попытки крикнуть, это было бы самоубийством, но она слышит его голос: — Привет, девочка! Ты понимаешь меня? — Понимаю,— отвечает она улыбкой.— Но когда? — Все на мази. Скоро. Я въеду во двор на другом, длинногривом красном коне. Слышишь? И ворота долго будут стоять открытыми. — Гринь, я сильно соскучилась. — Скоро, девочка. Скоро. Продолжая улыбаться, Григорий глядит влево, на Запад, и она глядит туда же, и оба видят и слышат ураганную лавину всадников в красных буденовках, на красных конях. И очень голубое вокруг, спо­ койное небо, которое можно нарисовать только детской рукой и детской акварелью. — Береги себя, Гришенька! — требует она — Вон и фельдфебель. Д а оглянись на него. Зырит-то как на тебя. Чистый сыч! Но Григорий, похоже, и не думает оглядываться на сыча-фельдфе- беля. Он хочет видеть ее лицо. В руках два конца чересседельника. По­ правил шлею, седелко. И глядит. Он хочет видеть ее лицо. К черту фельдфебеля! Ну, а тот, конечно, уже за спиной. — Чо растележился? — спрашивает. Не злой по виду, даже добрый, и не идет, а плывет легкой, гуляю­ щей, бесшумной походочкой,, ладони сунуты за ремень, сапожки ластят­ ся, медальки позванивают почти неслышным, баюкающим звоном. Гри­ горий показывает фельдфебелю концы чересседельника. Тот хмурится,